Дерьмовый меч. Дилогия

Анна Ципоркина Инесса, Браславская

Потуга шестая

И в самом деле, какие волосы и какие жилы выдержат настолько фальшиво сыгранный "Собачий вальс"? Казалось, несчастный опус играют ногами, да к тому же в ластах. Мало того - на заднем фоне унисексуальный голос напевал песню, сочиненную, скорее всего, бардом, превращенным в грушу прямо на сцене Грушинского фестиваля. Причем сочиненную уже после превращения. Но что самое страшное, пел груше-бард душой, а душа - спросите кого угодно - нот не знает.

Мои соратники, скорчившись, попадали на землю, словно персики с яблони. И с пошло-перезрелым чавканьем растеклись по злобно фосфоресцирующей траве. У нас

не осталось сил даже вдохнуть, не говоря уж о том, чтобы выдохнуть. Конечно, я по ипритским государственным хроникам прохожу как государыня Мурмундия Неистребимая, но проверять, не наткнулись ли мы на что-то еще более неистребимое, чем мое величество, было ой как стремно. Хотя лежать и корчиться, зажимая уши, тоже казалось неконструктивным решением.

В общем, разум поискал-поискал альтернативу, да и поступил как всегда: смылся, оставив после себя записку "Ушел курить. Курить буду весь блок разом, так что не жди".

Без разума действовать оказалось легче. Песенка уже не так завораживала. Можно было открыть глаза и уши, осмотреться и понять, что все мы лежим под стеной чего-то, похожего на замок. Черный замок. Со стены прямо в глаза нам пялились два каменных кота, больших и толстых. Створка ворот между котегами медленно, таинственно и жутко приоткрылась.

– Тупи!
– прошипела я, адресуясь к самому безмозглому, а значит, наименее пострадавшему члену нашего сплоченного коллектива.
– Тупи, слушай мою команду! Левой задней ногой по воротам пли! То есть бац!

И практически не пострадавший член исполнил приказ в точности.

Створки не просто захлопнулись - их выгнуло в обратную сторону с характерным звуком удара обо что-то твердое внутри и мягкое снаружи. Из-за ворот послышалось громкое неприличное слово. Потом еще восемнадцать. Музыка оскорбленно смолкла. Все радостно повскакали на ноги и приняли боевую стойку - кто как сумел. Лассаль выгнул спину и распушил усы. Чкал распушил крылья и выгнул брови. Финлепсин распушил брови и выгнул ноги. Тупи распушил ноги и выгнул все остальное. И только я с моей несгибаемой напарницей Мене-Текел-Фарес спокойно стояли и ждали, пока за дверью доругаются и выйдут к гостям. Мы уже знали, кого нам предстоит увидеть.

Граф Ман оказался именно таким, каким его и представляла Менька. А я его вообще никак не представляла. Иначе зачем бы мне при виде местного темного властелина подпрыгивать и орать во всю глотку:

– Мама дорогая, встань из могилы и роди меня обратно!

Кажется, это называется "преждевременная артикуляция".

Не знаю, кто бы сдержался, увидев такое зрелище: накачанный парень в черных одеждах, отливающих перламутровой зеленью, словно панцирь жука-бронзовки, с бронзово-перламутровыми ногтями, перламутрово-зелеными тенями на веках и наливающимся краснотой свежим фингалом под глазом. Сложная прическа из косичек и локонов напоминала перевернутую корзинку Красной шапочки, которую волк сожрал вместе с пирожками. И оранжевые глаза, яростно глядящие на нас сквозь профессионально подкрашенные и подкрученные ресницы. Даже на собственной свадьбе я не выглядела столь гламурненько.

– Ну вы пра-а-ативные-е-е, да-а-а?
– возмущенно промяукал граф Ман, потирая щеку.
– Что я вам сделал-та-а-а?

Мы все потупились, как нашкодившие. И в самом деле, чего мы взъелись-то? Ну играет человек на бракованном черноклавишном рояле. Ну поет самолично сочиненные песни. А в морду-то воротами за что?

Так бы и овладело нами страшное Наваждение Пробудившейся Совести, насланное черным графом, самочинно оккупировавшим лес (принадлежащий, между прочим, ипритской короне на восемьдесят процентов, на десять - Хогвартсорбонне и на десять - трастовому фонду "Галадриады против графомании"!), кабы не наш вездессущий друг, капитан Бляд. Определенно, его нам послало небо. Скооперировавшись с морем.

– Да тебя за твои примочки убить мало, пидер, - с тихой злобой произнес наш спаситель, выходя из-за кустов и поправляя третью ногу.

– Уй, бля-я-я...
– безнадежно проныл граф.

– Звал, твоя светлость?
– ехидно откликнулся кэп.
– Или тебя теперь надо звать "твоя темность", а, цу Кабздец?

– Так вы что, знакомы?
– изумилась я, восхищенная тем, как все (в который раз!) удачно складывается. Прямо поразительно, как мне везет в этой жизни, уж и не знаю почему. Вот только жить долго и счастливо после очередного везения отчего-то не получается.

– Знакомьтесь, - Бляд неприятно улыбнулся.
– Мой бывший канонир, беглый потомок древнего рода цу Кабздецов, пидер.

– Ну что он пидер, мог бы и не упоминать, - хмыкнула я.
– Во-первых, неполиткорректно, а во-вторых, и так видно.

Все посмотрели на меня этим своим фирменным, блин с икрой, многозначительным взглядом "Наша Мурочка по жизни дурочка". Кажется, я начинаю привыкать к самой мерзкой привычке моей команды.

– Это имя, - мягко пояснила Мене-Текел-Фарес, - имя такое. Пидер цу Кабздец.

– Пидер, - автоматически повторила я.
– Цу. Кабздец какое красивое имя.

Граф Пидер просиял белозубой улыбкой, в которой, подозреваю, до нашего знакомства еще все зубы были на месте. Надеюсь, у бедняги Кабздеца не только рояли, но и стоматологи при замке имеются.

– Чем обязан визиту?
– светски пришепетывая, осведомился он. Но в дом, что характерно, не пригласил.

– Нужен ты нам сто лет в обед, - с моряцкой прямотой ответствовал капитан Бляд.
– Сам себе ответь, чем обязан. Какого лешего указатели перевесил, Пидер? Бойцов своих на нас натравил... Чё за дела, ваще?

– Тебя по-прежнему не проведешь, кэп, - обольстительно выгибаясь, сладко прошептал граф, заглядывая Бляду в глаза и вытягивая губы дудочкой. Кэп взял Кабздеца за лицо и аккуратно отвернул в сторону. Мне его жест отчего-то показался привычным. Как будто капитан проделывал его по сто раз на дню. Когда-то, не сказать чтоб очень давно.

Я скрестила руки на груди и раздраженно постучала о порог носком походного сапога на титановой шпильке.

– Не пора ли углубиться в детали, милые? Королева ждет, - с едва уловимой угрозой озвучила мои внутренние мысли Менька. Все-таки правильно я ее сделала премьер-министром.

– Он у меня на "Вездессущей Толерантности" три года канониром проплавал, - хмуро сообщил капитан пространству над нашими головами - так, словно боялся смотреть нам в глаза.
– Мортиры там, фальконеты-мине... Впрочем, это королеве неинтересно... наверное.

– Почему неинтересно?
– вскинулся юный Гаттер, но получив пинка с двух сторон - от Чкала и от Меньки - скоропостижно заткнулся.

– Так что я его кабздецовую породу хорошоо-о-о знаю, лично проверял...
– тяжело дыша от ненависти, закончил Бляд.