Дерзай
Шрифт:
– Абсолютно, – поспешил уверить ее я. – А где все? Почему так тихо?
– Они ушли вниз шесть часов назад, искать унесенные палатки и спальники, ваши с Аланой рюкзаки и… – Дина запнулась, и ее голос дрогнул. – И Петровича.
– Петровича? А почему он не бежал за нами, где он? Я не помню, чтобы он выходил из палатки.
– Он и не выходил, – грустно вздохнула Дина, теребя пальцами тряпку, которой она промывала мне раны. На глаза девушки навернулись слезы, губы задрожали, и я понял, что она вот-вот расплачется. Опершись на пенку, я с трудом сел.
– Что случилось? – отчего-то
– У него остановилось сердце. Во сне, – голос дрогнул, Дина сглотнула слезы. – Когда Леха закричал, что идет сель, я не сразу поняла, почему Петрович не вскочил. А когда поняла… спасать его было уже поздно. Тело даже успело остыть, – Дина стала всхлипывать, и ее плечи жалобно затряслись. По раскрасневшимся щекам потекли слезы. – Я же спала рядом! Я могла его спасти!
Если честно, я никогда раньше не утешал плачущих девушек. Потому что даже, если они и начинали плакать, я всегда уходил. Нафиг мне нужны чужие слезы? У кого-то проблемы? Ну не у меня же, так почему я должен их терпеть и кого-то успокаивать?
Но тут был другой случай. Уйти, как обычно, я не мог, хотя бы из-за кучи травм, да и идти-то особо было некуда. Кроме того, в этот момент я ясно почувствовал, что… нужен ей. А что, если это мой шанс? Подставить дружеское плечо, в котором она так нуждается? После этого к Димону она точно плакаться не пойдет.
Но дело было не только в этом. Я тоже знал Петровича. Он был не только отличным проводником, но и человеком душевным, и если уж и желать ему какой-то смерти, то только такой – во сне и без мучений. Однако от мысли о том, как рано он ушел, у меня ком вставал в горле, и сердце разрывалось от одного взгляда на несчастную девушку, потерявшую прошлой ночью не просто хорошего товарища, а, можно сказать, родню. Если бы я только мог, отдал бы все свои «Феррари», лишь бы вернуться в прошлое и предупредить Дину, чтобы она могла его спасти! Чтобы сейчас она не плакала, считая, что смерть Петровича на ее совести. Хотя… с каких это пор меня начали волновать ее, да и вообще чьи угодно, слезы?
Немного помявшись, я неуверенно притянул девушку к себе. Уговаривать ее дважды не пришлось. Обхватив меня тонкими руками, Дина зарыдала в голос и с готовностью уткнулась мне в плечо. Хрупкие плечи мелко подрагивали, руки то сжимались, то разжимались, и от ее жалобных рыданий у меня кошки скребли на душе. Нет, все-таки не люблю я женские слезы. Да не то что не люблю – ненавижу!
Не знаю, сколько мы так просидели, но через некоторое время рыдания девушки поутихли.
– Извини, – всхлипывая и вытирая слезы со щек, отстранилась от меня она. – Я тебе все раны слезами залила, – Дина слабо улыбнулась.
– Ничего. Главное, не держать в себе, – ободряюще улыбнувшись, покосился на свое плечо я. Да уж, наплакала она знатно, но ладно уж. Главное, что перестала.
– Я просто так к нему привыкла. Он был мне как дедушка, – судорожно выдохнув и пытаясь не разреветься снова, объяснила она. – Даже не знаю, что теперь делать. Леха сказал, что решать будем как только ты очнешься. Они оставили мне рацию. Два часа назад передавали, что нашли твой рюкзак. Еще через двадцать минут – что Аланкин. А буквально час назад Леха вышел на связь и сообщил, что они нашли Петровича… – Дина на мгновение замолкла, борясь с эмоциями, и добавила, – и наши палатки. Спальники вымокли, но вроде пострадали не сильно. Остальные вещи целы, так что знатно потрепало только нас, – мрачно хмыкнула девушка, откидывая волосы с глаз. – А что было, когда вы выбрались из селя? Мы вас звали. Вы разве не слышали?
– Если честно, я даже ничего не видел, – пытаясь сдержать стоны, я снова улегся на пенку. – Донован вытащил меня, и мы побежали куда глаза глядят. Потом я споткнулся о камень и вырубился. Когда очнулся, увидел неподалеку Донована. Он тоже, видать, споткнулся и напоролся башкой на камень.
– Да, я обработала ему рану, – сказала Дина. Тяжело вздохнув, девушка обмакнула тряпку в какое-то вонючее средство и приложила к ранам на другой моей руке. – Да уж, в отличие от остальных, тебе досталось больше всех.
– Ну, главное, что жив остался, – неожиданно оптимистично выпалил я. Что я такое несу?! С такими травмами, как у меня, по-моему, вообще, не живут!
– Это верно, – согласилась Дина. – Так, сейчас я перевяжу тебе кисти рук, постарайся ими не двигать. У меня есть сухой свитер Донована. Пока не принесут твой рюкзак, походишь в нем, хорошо?
– Ага. Спасибо.
– Ты нечасто говоришь это слово, верно? – фыркнула Дина. В ее руках появились бинты. Я хмыкнул. Она права, я никогда раньше не благодарил искреннее, честно и от души. Никогда.
Наступила тишина. Все еще немного всхлипывая, Дина заботливо обмотала мои руки бинтами и стала собирать ящичек с красным крестом. Затем девушка достала из рюкзака свитер и, аккуратно посадив меня, приказала поднять руки вверх. Я уже успел согреться, пока лежал под курткой, поэтому поежился от холода, однако послушно поднял руки, и Дина осторожно, стараясь не задеть мою голову, надела на меня сперва теплый свитер, а затем укутала курткой.
– Это же все заживет, да? – хрипло спросил я.
– Частично да, – ответила Дина. – Но, скорее всего, останутся шрамы.
– Черт, – обреченно выругался я.
– Не переживай. Девушкам нравятся парни со шрамами, – задорно поигрывая бровями, напомнила Дина. – Вода из фляги Донована, наверное, уже закипела. Я сделаю тебе чаю, – девушка улыбнулась, закрыла рюкзак и вылезла из палатки. Я проводил ее ответной улыбкой. Неужели это правда? Девушкам нравятся шрамы? Почему я об этом не слышал? А Дине они тоже нравятся? У меня теперь шрамов полно, может, я теперь могу ей понравиться?
Что я такое говорю? Петрович погиб, а я тут о девчонках думаю. Кстати, Дина – первая девушка, чье имя я запомнил сразу и на такой долгий срок, не считая Аланки, конечно же. Дома я обычно уже на следующий день забывал имена спутниц, с которыми проводил ночь после клуба. Да уж. Ну и жизнь у меня. Аж самому вдруг стало противно. А ведь я мог погибнуть этой ночью. Погиб бы я, и никто не стал бы плакать, кроме Димона и отца с матерью, конечно. Черт, а я ведь столько всего могу сделать! Почему я раньше не додумался поменять свой образ жизни? И почему это пришло мне в голову только сейчас?