Держать в плену
Шрифт:
— Ходят слухи, что ты купил ее на аукционе, — объявляет мой дядя, отрывая меня от грязных мыслей.
Я пристально смотрю на него, задаваясь вопросом, как он мог это услышать.
— Слухи — это всего лишь слухи, — язвительно замечаю я.
— Ария, возможно, ты расскажешь мне правду о том, что мой племянник приобрел тебя, — настаивает Доминго, переключая свое внимание на нее и заставляя меня встрепенуться.
Она смотрит на него глазами лани, прежде чем ее взгляд устремляется через стол на меня. Она не хочет меня расстраивать,
— Продолжай, Ария. Скажи ему правду, — убеждаю ее.
Я хочу услышать о нашей истории из ее хорошенького маленького ротика. А потом, когда мы останемся одни, если она меня разочарует, я отшлепаю ее по заднице к чертовой матери, прежде чем напомню ей, кому она принадлежит.
— Мы… мы встретились на… благотворительном аукционе, — говорит она, и я не могу не улыбнуться ее маленькой лжи.
— Благотворительный аукцион, — повторяет Доминго, прежде чем из его груди вырывается смех. — Я ни на минуту в это не верю, моя дорогая. Единственное, что благотворительно в моем племяннике, так это то, со сколькими женщинами он переспал за свою жизнь.
Я ударяю кулаком по столу, заставляя хрустальные бокалы дребезжать от силы удара.
— В какую игру ты, блядь, играешь? — Спрашиваю сквозь стиснутые зубы.
Почему он хочет знать правду? И почему сейчас? Это неприятное чувство, которое было в глубине моего сознания с тех пор, как я попал сюда, становится больше и громче, как предупреждающий маяк.
— Я просто хочу знать, как мой племянник заполучил такую красивую женщину, — говорит он с мягким смешком, изображая, что все это забава и игры.
— Ты хочешь сказать, что я не могу заполучить красивую женщину? Ты называешь меня уродом? — Мой голос полон гнева.
— Конечно, нет. В конце концов, ты похож на своего красивого дядю, — говорит он с непристойной ухмылкой.
Я беру стоящий передо мной бокал с вином и смотрю на жидкость. И когда мысль о том, что в нем может быть яд, приходит мне в голову, я ставлю его обратно, не выпив ни капли. Волосы у меня на руках встают дыбом. Единственное, что у меня было после убийства моей семьи, — это инстинкт. Я никогда не подвергаю его сомнению. Здесь определенно что-то не так.
— Почему ты хотел, чтобы мы приехали в Калифорнию? ы был так настойчив по этому поводу по телефону, но мы едва вели дела с тех пор, как я приехал.
Я смотрю через стол на Арию. Она слегка ерзает на своем стуле. Возможно, тоже чувствует, что что-то не так. У нее такая сильная интуиция, моя девочка.
Я поворачиваюсь и многозначительно смотрю на своего дядю.
— Это из-за Арии?
Он планирует попытаться забрать ее у меня? Сначала ему придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.
— Я просто пытаюсь завязать разговор, — говорит он, отпуская меня. — Давай просто насладимся едой.
Я отодвигаю
— Я не голоден.
Встаю и смотрю на Арию.
— Мы собираемся вернуться в Мексику. На самом деле, прямо сейчас, — говорю я.
— Сядь на хрен, Матео, — говорит Доминго сквозь стиснутые зубы. — Мы здесь еще не закончили.
Я возвышаюсь над ним и смотрю на него сверху вниз. Он, блядь, меня больше не пугает. Когда я был маленьким, он был жестоким человеком, и я его очень боялся. Но теперь он всего лишь пехотинец под моим сапогом.
— С кем, черт возьми, ты думаешь, ты разговариваешь? Я глава familia, — напоминаю я ему.
— О, я в курсе этого. Поверь мне, я думаю об этом каждый гребаный день своей жизни. Как тебе удалось выжить и занять мое законное место, — издевается он.
Я прищуриваюсь и машу рукой в его направлении.
— Просвети меня, дядя. Расскажи еще раз, как тебе удалось выжить и остаться невредимым, когда остальная часть моей семьи была жестоко изнасилована, замучена и убита.
Годами я хотел знать правду.
— Я до сих пор помню выражение твоих глаз в тот момент, когда ты понял, что я все еще жив. Это было не облегчение. Это было удивление.
Он свирепо смотрит на меня.
— В чем ты пытаешься меня обвинить, Матео?
— Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто хочу знать правду.
— В тот день меня не было в городе, — начинает он, повторяя ту же историю, которую рассказывал множество раз за последнее гребаное десятилетие.
— Хватит! Больше никакой лжи! — Кричу я.
Не помню тех дней, когда его не было рядом с моим отцом. А потом он выбрал этот день, чтобы отправиться в деловую поездку. Возможно, тогда я был наивным маленьким мальчиком, но он больше не может морочить мне голову.
Ударяю кулаком по столу, прежде чем обвиняющее ткнуть в него пальцем, и требую: — Я хочу гребаную правду!
— Ты хочешь правду? — Он выплевывает, вставая, хватаясь за край стола так, что костяшки пальцев белеют. — Эта империя должна была принадлежать мне! Твой отец не знал, как ей управлять! Он загнал меня в угол, вот что он сделал!
Сейчас он кипит, и я вижу настоящую ненависть в его глазах, когда он смотрит на меня. Может быть, это было всегда, но я никогда не хотел видеть это раньше.
— Твоя семья заслужила смерть! — Сердито выпаливает он, слюна стекает по его подбородку. — Людям, которым я заплатил, было сказано не оставлять никого в живых, но ты выжил, — говорит он, недоверчиво качая головой. — Я должен был убить тебя тогда сам, голыми руками, но врачи были так убеждены, что ты не протянешь больше дня. — Он с сожалением качает головой. — Я должен был свернуть твою маленькую шейку, пока она не сломалась. Тогда все было бы моим, и я бы не работал на такого хныкающего маленького ублюдка, как ты, все эти годы!