Держава (том второй)
Шрифт:
— Да-а, не получилось у нас в этот раз с организацией погрома, — грустил Ицхак.
— Зато наши братья стали намного смелее и оказали достойный отпор русским свиньям, — высказал свою точку зрения Бобинчик—Рабинович.
— Если бы не войска и полиция, которые защищали погромщиков, мы бы их в пух и прах разнесли… Ничего-о, придёт и на нашу улицу праздник. Всю Россию разгромим, — вскочив на ноги, завопил Хаим.
— Тише, тише, — успокаивали его друзья.
Собравшееся на квартире Шамизона Бюро защиты евреев посчитало Гомельский погром ужаснее Кишинёвского.
— Господа, — взволнованно вещал Познер. — Я стопроцентно уверен, что погром организован охранкой. Наши братья на русских не нападали, а лишь оборонялись… Еврейская молодёжь из самообороны отгоняла погромщиков, и оружия, тем более огнестрельного, у них
— Господа, — взял слово хозяин квартиры, — Считаю, что следует послать в Гомель наших людей. Уж там–то они точно отыщут доказательства, что пог–гом ог–гагизован охг–ганным отделением… П–г–гедлагаю откомандиг–говать лучших адвокатов: Заг–гудного и Соколова для быстг–гешего гаследования и обнаг–годования фактов насилия над евг–геями.
В начале сентября министр внутренних дел отчитался перед императором за Гомельские беспорядки:
— Полиция и армия сработали быстро и слаженно. Жертв, подобных кишинёвским, удалось избежать. И опять в некоторых газетах пишут, что это Охранное отделение организовало погром. А я уверен, что погром организовали представители революционных партий, созвавших недавно в Брюсселе свой шабаш, именуемый Вторым съездом. Полюбуйтесь, ваше величество, — протянул царю пухленькую брошюру. — То были «Протоколы сионских мудрецов»… А теперь «Протоколы 2-го съезда РСДРП»… По смыслу совпадают. Цель у всех «Протоколов» одна — свержение власти. Я, ваше величество, прочёл Протоколы съезда и вынес впечатление, что революционеры руководствуются ни столько марксовым «Капиталом», сколько «Протоколами сионских мудрецов». Причём эти «мудрецы» и собрали съезд, дабы объединить свои премудрые усилия по развалу России. Мы предупредили бельгийское правительство о собрании в Брюсселе российских анархистов и просили выслать их на родину. Однако, ваше величество, «сионских мудрецов» с распростёртыми объятьями приютили в Лондоне, где они и провели вторую половину съезда, приняв программу о вашем свержении.
— Да глупости всё это, Вячеслав Константинович. Что может сделать эта кучка анархистов… Сколько их там присутствовало?..
— Сменивший господина Рачковского на посту заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции Ратаев Леонид Александрович доложил, что 50 человек.
— Что могут сделать 50 человек, когда в Сарове собралось 300 тысяч. И сегодня пресса уже забыла о погроме, — взял со стола одну из газет. — Вот, например. Москва, 5-го сентября. «Московское скаковое общество, желая исследовать вопрос о допинге, купило трёх бракованных артиллерийских лошадей и сегодня производило с ними опыты. Оказалось, две допингированные лошади побили недопингированную». — Интересно, — увлёкся чтением Николай. — А вот сообщение из Нижнего Новгорода: «Сегодня благотворительным концертом Шаляпина открывается Народный дом. Величественное здание с театром, библиотекой, читальней и столовой, вмещающее 2000 человек и стоящее 75000 руб. выстроено обществом распространения начального образования в Нижегородской губернии на средства общества, частные пожертвования и некоторые ссуды от казны». — Молодцы нижегородцы. Следует направить им поздравительную телеграмму. Это же всё для простого народа, не для дворян. Ну зачем им меня свергать?.. Вена, — прочёл государь. «Император Вильгельм прибыл на вокзал и встречен императором Францем—Иосифом в форме германского фельдмаршала с орденом Чёрного Орла, эрцгерцогами, властями, членами германского посольства. Оркестр почётного караула исполнил прусский гимн. На императоре Вильгельме была форма австро–венгерского кавалерийского генерала. Встреча монархов была чрезвычайно сердечна: они три раза облобызались и обменялись крепким рукопожатием». — Ох, Вилли, — рассмеялся государь, — в форме кавалериста… Иногда я по нему скучаю. В следующем месяце мы с ним встретимся, — поднялся из кресла и подошёл к окну.
Министр понял, что аудиенция окончена и откланялся.
____________________________________________
В середине сентября, намного восторженнее государя, тряс перед друзьями газетой подпоручик Дубасов.
— Вот и я прославился… Слушайте… Петербург. 14 сентября. Газеты сообщают, что закрытие сада Тумпакова «Буфф» ознаменовалось грандиозным скандалом, начавшимся в исходе второго часа ночи и продолжавшегося до трёх часов. На веранде сильно пострадал рояль. Поломанными
— Погромщик ты, — подытожил словоизлияния товарища Аким. — А чего отмечал?
— Федьке Кужелеву поручика присвоили. Чем не повод?
— А у нас Буданов поручиком стал… И зажал гулянье. Пока усы не вырастут, никаких пьянок, говорит…
А вот ещё в газете статья, — пропустил мимо ушей нравоучительные слова о трезвеннике, Дубасов. — «Водочная терминология» называется. Я два раза прочёл, — похвалился он. — Слушайте, и не говорите, что не слышали: «Школьный учитель г. Иванов, — оказывается, и учителя нормальные бывают с такой фамилией … Англичанина Иванова помнишь? — обратился к Акиму, на минуту отвлёкшись от статьи. — Так вот. — …обратил своё просвещённое внимание на водочную терминологию, и прислал в нашу газету длинный ряд эпитетов. Вот, например, сколько терминов имеется для обозначения слова «выпить»: «Дербануть. Запрокинуть. Клюкнуть. Окунуть душу. Опрокинуть. Посмотреть, откуда у рюмки ноги растут, — ржанул, и тут же продолжил. — Пропустить малую. Резануть. Раздавить шельму рюмку. Свистнуть. Сокрушить. Стрельнуть. Ахнуть. Дёрнуть. Убить муху, — вновь хмыкнул Дубасов. — Промочить пасть. Чебурахнуть. Чихнуть в хвост, — это для кавалеристов, — прокомментировал эпитет. — Хватить чёрта за уши. Тяпнуть. Кашлянуть…» Обращаем внимание учителя г. Иванова на ещё один термин, пущенный в обращение покойным Шевченкой — «мочить морду». — Это для писателей, — сделал вывод Дубасов.
— А я, друзья мои, на четыре дня в Москву уезжаю, — оповестил товарищей Аким, внимательно прослушав занятную терминологию. — Брата навестить надумал.
— Бра–а–та, — хмыкнул Дубасов. — Скажи уж, с Натали увидеться захотел… И чего вы с ней рассорились?..
«Наконец–то еду в Москву один, без матушки, — сидя в купе вагона, отстранённо разглядывал рекламу. — Это я знаю, что рекламируют шоколад, — ожидая отправки, философствовал Аким, склонив голову вправо, потом влево, и в раздумье обозревая чёрный от угля квадрат с торчащей из него детской ручкой. — Не слушал маму, вот и сиди в паровозной топке», — стал развлекать себя чёрным юмором, с радостью почувствовав, как дрогнул вагон, и поплыл, удаляясь, рекламный щит с фрагментами неслуха…
В Москве, под свеженьким плакатом «Пиво–воды», вручил носильщику чемодан и направился за ним по перрону.
Отчего–то ему стало грустно.
«Неужели Натали опять не захочет видеть меня? — безразлично смотрел по сторонам из экипажа. — Сначала встречусь с братом», — решил он.
Отобедав в гостиничном ресторане, уже ближе к вечеру, поехал искать казармы 3-го драгунского Его королевского высочества наследного принца Датского полка.
Оказались они на окраине Москвы в Хамовниках, и прозывались, по словам возчика, Хамовническими, чем–то напомнив Рубанову казармы пехотного Охтинского 145-го полка.
«Видно, огородами с капустой, — оглядел тянувшиеся за казармой до самой Москвы–реки поля, на которых, к его удивлению, трудились нижние чины драгунского полка. — Может и брат там? — улыбнулся он. — Начальство любит чем–нибудь озадачить юных корнетов… Как, впрочем, и подпоручиков… Да и трёхэтажные казармы красного кирпича, — подошёл он к воротам с раскрытой калиткой без часового, — тоже смахивают на охтинские», — заглянул за калитку, надеясь хоть кого–нибудь увидеть.
К своему изумлению, а затем и радости, увидел бодро шагающего в его сторону брата.
— Глеб, — окликнул его.
Тот остановился в растерянности, задумчиво глянув на одинокое облако, затем глаза его удивлённо уставились на Акима, затем в них вспыхнула радость и с криком: «Аким», — он бросился к старшему брату и обнял его, словно не видел сто лет.
— Акимушка, прикинь, ни одного знакомца в Москве. Дружеским словом перемолвиться не с кем. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть.
— То–то, смотрю, в одиночестве по двору гуляешь, — хмыкнул Аким.
— Я не гуляю, а несу тяготы службы, — вздохнул Глеб. — Являюсь помощником дежурного по полку. Наш папа, подозреваю, захотел побыстрее сделать из меня отчётливого корнета и позвонил командиру, полковнику Шарпантье, чтоб не давал по службе поблажек… И вот результат, — развёл в стороны руки Глеб.