Держава
Шрифт:
В последний день сентября Рубанов-старший вновь получил приглашение выехать в Ставку, куда 1 октября император с небольшой свитой благополучно отбыл от столичных сплетен, великосветской кутерьмы, лжи и злобных инсинуаций.
Вечером уже были в Пскове, где на станции государь принял доклад генерала Рузского, и следом, стоя вместе с сыном, который упросил венценосного отца взять его в поездку, произвели на платформе смотр Псковскому кадетскому корпусу.
Кадеты, забывая дышать от счастья и изо всех сил держа равнение, бодро протопали церемониальным маршем перед государем с наследником,
«Красивый и ладный будет следующий император, – подумал, глядя на цесаревича через стекло вагонного окна Рубанов. – Но это мои сыновья, в генеральских уже чинах, станут служить ему, – потёр ладонью защемившее вдруг сердце. – Стар становлюсь такие вояжи делать, – уселся на мягкий диван. – В следующем году откажусь, сославшись на здоровье», – качнулся от несильного рывка тронувшегося поезда, услышав неуставные вопли счастливых кадетов и звуки «Боже Царя храни», когда вагон медленно проезжал мимо оркестра.
Утром следующего дня литерный поезд остановился в Режице, где государь с сыном, на автомобиле, объехали полки 21-го армейского корпуса, построенного на обширном поле.
Затем, выйдя из машины, пропустили войска мимо себя.
Николай, скрывая добрую улыбку, время от времени любовался сыном, восторженно глядевшим на боевых солдат, дравшихся на полях Галиции и не раз смотревших в лицо смерти.
«Как оно выглядит, лицо смерти? – вздрогнул Алексей, тут же отогнав от себя ненужные вредные мысли, и неожиданно вспомнил строки басни: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру. На ель ворона взгромоздясь, позавтракать совсем уж собралась, да ПРИЗАДУМАЛАСЬ…» – улыбнулся глупым своим мыслям, – всё-таки я ещё ребёнок, – осудил себя. – Но ежели бы ворона не призадумалась, то сыр достался бы ей. Вывод: думать меньше и действовать по уставу».
«Радуется, – не сдержавшись, улыбнулся Николай. – Видно понравился блестящий вид войск», – став серьёзным, громко поблагодарил дефилирующий с распущенным знаменем полк, за образцовую службу и боевой вид.
Утром 3 октября царский поезд прибыл в Могилёв, а 5 числа Ставка праздновала именины Наследника.
Была отслужена торжественная обедня в присутствии именинника, после чего отец подарил ему шикарный перочинный ножик.
«Жить хорошо», – засыпая поздним вечером, сунул руку под подушку именинник, с удовольствием погладив подарок.
Рано проснувшись, поначалу даже не понял – где он, разглядывая сонными ещё глазами небольшой столик с образками, фотографиями и балалайкой в футляре, разделяющий его металлическую кровать с отцовой. Услышав ровное дыхание папа' счастливо зажмурился, вытащив из-под подушки перочинный ножик.
После завтрака, пока отец общался в штабе с генералами, цесаревич, под началом своего дядьки – матроса Деревенько, целый час маршировал с обструганной палкой вместо винтовки, во всю глотку распевая при этом вместе с дядькой строевую песню про вышедшую из ворот Дуню. Затем, под смех пришедшего отца, пошёл заниматься науками с потрясённым народной песней гувернёром Жильяром, и наконец, вдвоём с папа', катались в лодке по Днепру.
«Жить хорошо», – засыпая, вновь подумал он, забыв назидательный факт с задумчивой крыловской вороной.
На следующий день ездил с отцом в авто, и даже сам рулил, под присмотром папа', мотором. Проголодавшись, выбрали место на берегу реки, развели костёр и пекли на углях картошку, что принёс из соседней деревушки крестьянин.
После прогулки отец занимался документами, подписав Манифест об объявлении войны Болгарии, а сын, расположившись за соседним столиком у окна, готовил заданные Жильяром уроки.
«Как хорошо жить», – засыпая, думал Алексей.
Свита на все лады склоняла болгарского царя Фердинанда Кобургского, со всеми царскими потрохами попавшего под тлетворное влияние главного «ганса» Вильгельма.
– Вот и жди от этих братушек благодарности за пролитую кровь, – горячился Максим Акимович, сидя с приятелями за партией домино.
11 октября, в полдень, литерный поезд с царём и наследником выехал из Могилёва, утром следующего дня прибыв в Бердичев.
Государя познабливало. Он зябко передёрнул плечами выйдя из вагона на платформу, и приняв доклад командующего Юго-Западным фронтом генерала от артиллерии Иванова, пожал ему руку. Обернувшись к сыну, хрипловатым голосом произнёс:
– Алексей, погода сегодня пасмурная, ветреная и холодная, может, в вагоне побудешь? – ласково глянул на отрицательно покачавшего головой мальчишку и вместе с ним скорым шагом обошёл построенных для встречи чинов штаба, поблагодарил их за службу, удостоив некоторых рукопожатием, и, обнявшись с командующим, поспешил в тёплый вагон, тут же отбыв в Ровно – место штаба генерал-адьютанта Брусилова.
– Здравия желаю, Алексей Алексеевич, – после доклада генерала от кавалерии, протянул ему руку император. – Ваша Восьмая армия выше всяких похвал. Хочу поблагодарить войска.
– Ваше величество. Представители армии собраны в двадцати верстах отсюда. Ровно позавчера подверглось обстрелу и бомбардировке с вражеских цепеллинов. Имеется опасность повтора нападения с воздуха, – обрадовал своими словами наследника.
Когда автомобили остановились перед построенным каре, Алексей больше глядел не на войска, а на небо, где реяли несколько русских аэропланов, чтоб немцы не сделали налёта.
К его разочарованию всё прошло тихо и мирно, без долгожданных воздушных столкновений, и последующей бомбёжки. Отец, побеседовав с некоторыми офицерами и солдатами после того, как войска прошли церемониальным маршем, поблагодарил их за службу, отдельно сказав Брусилову:
– Алексей Алексеевич, я вижу, что за время боевых действий вы показали себя большим мастером маневренной войны и успешно руководите армией в самых различных условиях боевой обстановки. Вы один из самых успешных моих генералов, – попрощавшись, сели с сыном в автомобиль.
И вот тут-то наследник испытал счастье, потому как ехали в полной темноте при включенных фарах и благополучно заблудились, выехав на незначившуюся в маршруте станцию Клевань.
Узнав, что по соседству, в лесу, находится лазарет, Николай решил обязательно посетить его. Сердце Алексея замирало от приятного ужаса, а по спине бегали предательские мурашки, когда, держа всё ж отца за руку, шли по узкой лесной тропе, освещаемой казаками с факелами в руках. Зловещий шум деревьев, отблески факелов в ночи, уханье филина, от которого ёкало сердце, и дальний гул артиллерии – как всё это радовало… Расстраивало лишь отсутствие вражеских цепеллинов с бомбами.