Державин
Шрифт:
Такой порядок был заведен для русского дворянства Петром I, который требовал, чтобы все дворянские сыновья получали образование и обязательно шли потом на военную службу: всякий другой род занятий считался неприличным для дворянина, его обязанностью было с оружием в руках защищать «престол-отечество». Указы Петра подтверждали его преемники, за выполнением закона следило особое учреждение в Петербурге — герольдия. Созданная Петром герольдия ведала в России служилым сословием и назначала молодых дворян на службу. В этом учреждении велись списки дворян с отметками: «кто из них к делам годится и употребляемы будут, и к каким», «что у кого детей» и т. д.
Когда дворянскому юноше исполнялось
По замыслу Петра, все дворяне должны были пройти солдатскую школу, испытать на своей спине тяготы рядовой службы, прежде чем командовать другими. Но богатые и знатные дворяне быстро научились обходить петровский указ. Благодаря своим связям, знакомствам и деньгам они записывали новорожденных младенцев солдатами в гвардейские полки. С течением лет им присваивались унтер-офицерские звания — капрала, сержанта, потом офицерские — прапорщика, поручика, так что когда такой с пеленок записанный в полк юноша достигал совершеннолетия и являлся для несения действительной службы, то начинал ее уже в обер-офицерских чинах и к двадцати с небольшим годам нередко становился полковником.
Провинциальный армейский офицер Роман Державин, конечно, не мог обеспечить своим детям такую льготу и даже не мечтал о ней. Братья Державины выполнили все, что требовал от них царский указ. «Вольность дворянскую», освобождавшую привилегированное сословие от обязательной службы, установил только Петр III в 1761 году.
Гаврила и Андрей Державины были «явлены» на первый смотр в 1750 году дважды — в Ставрополе на Волге и через месяц в Оренбурге, куда вслед за отцом переехала семья. Смотр проводил оренбургский губернатор И. И. Неплюев, один из сподвижников Петра I, деятельный и видный в ту пору начальник огромного и только что обживавшегося края. По окончании смотра Державиным выдали «пашпорт», в котором говорилось, что «Гавриил по седьмому, а Андрей по шестому году уже начали обучаться своим коштом словесной грамоте и писать, да и впредь де их, ежели время и случай допустит, желает оный отец их по своим же книгам обучать арифметике и прочим указным наукам до указных лет».
Обещать губернатору учить детей было Роману Державину нетрудно, но, когда вернулись домой, пришлось крепко подумать о том, как же это сделать.
Большого выбора Оренбург тут предоставить не мог. Это был молодой город на восточной окраине тогдашней России, и учебных заведений в нем не существовало, за исключением одной частной школы некоего Иосифа Розе. Этот немец заехал в Оренбург не по своей воле: за уголовное преступление, совершенное им в столице, суд приговорил Розе к каторжным работам в Сибири. Но как раз в то время губернатор Неплюев, заботясь о расширении своего города, о развитии в нем торговли и ремесел, добился указа о том, чтобы преступники и? купцов и мастеровых вместо Сибири ссылались в Оренбург. В числе первых поселенцев такого рода попал сюда и Розе. Человек сметливый, он быстро сообразил выгоды своего, казалось бы, весьма печального положения и зажил совсем недурно.
У оренбургских военных и чиновников подрастали дети, которые, как и братья Державины, нуждались в изучении «указных наук». Немецкий язык был родным для Розе, иностранные учителя пользовались почетом у русских дворян, о чем хитрый немец был превосходно осведомлен, и, с разрешения губернатора, Розе открыл в Оренбурге школу для мальчиков и девочек.
Адам Адамыч Вральман, бывший кучер Стародума и главный воспитатель Митрофана Простакова, выведенный Фонвизиным в «Недоросле», должен показаться ученым педагогом по сравнению с каторжником Иосифом Розе. Но, к сожалению, обе эти фигуры типичны для большой группы иностранных учителей, подвизавшихся в России XVIII века. Дворянские семьи, зараженные низкопоклонством перед Западом, без разбору нанимали иноземцев для воспитания детей.
Никто не проверял знаний этих учителей, их педагогической подготовки, нравственных качеств — важно было иметь в доме учителя-иностранца. И великое множество проходимцев обитало в помещичьих домах на таком положении. Нет, стало быть, ничего удивительного в том, что на далекой окраине немец Розе стал признанным «педагогом» и обучал детей всех местных начальников.
Розе был круглым невеждой. Он не знал ни одного грамматического правила и заставлял учеников списывать немецкие прописи и вытверживать их наизусть. Но это еще полбеды. Вдобавок Розе оказался злым и жестоким человеком: он бил и всячески мучил детей, порученных его попечению. И нужно вполне оценить выдержку маленького Державина, которой ему так стало не хватать впоследствии, и тягу его к знаниям, чтобы не удивиться успехам злополучного воспитанника Розе: в этой палочной школе Державин научился читать, писать и говорить по-немецки, и знание языка ему потом очень пригодилось.
Большие способности проявил Державин к рисованию. Он рисовал в свободное от уроков время чем придется и на чем угодно и страстно желал учиться рисованию. Розе тут, конечно, был совершенно бесполезен, и в целом Оренбурге не нашлось ни учителей, ни пособий. Мальчик срисовывал пером изображения богатырей, картинки лубочной деревянной печати, попадавшие ему в руки, и делал это так часто и столь усердно, что скоро стены его каморки были сплошь оклеены рисунками, расцвеченными чернилами и жженой охрой: других красок в распоряжении художника не имелось.
Три зимы ходил Гаврила Державин в оренбургскую школу Розе и прекратил свое ученье у немца по причине переезда семьи на родину, в Казань. Роман Николаевич, испортивший на службе свое здоровье, стал хлопотать об отставке и с этой целью в конце 1753 года выехал в Москву. Он взял с собой старшего сына, намереваясь определить его в Сухопутный шляхетный кадетский корпус или в артиллерию. Отставку Державин получил «за имеющимися у него болезньми», а в Петербург, где находился корпус, поехать не удалось — не хватило денег на дорогу. Пришлось возвращаться в Казань, куда уже перебралась Фекла Андреевна с младшим сыном.
Отец предполагал, скопив денег, выехать с Гаврилой в Петербург на будущий год, но его намерениям не суждено было исполниться: в ноябре 1754 года он умер. Вдова с двумя детьми осталась почти без средств к существованию. Наследственные и пожалованные отцу клочки земли, разбросанные в разных губерниях, не приносили никаких доходов. К тому же, вечно занятый службой, Роман Державин не обращал на хозяйственные дела необходимого внимания, земли его захватывали соседи, а судиться с ними не было ни сил, ни средств — взятки всегда утверждали права богатых обидчиков.
Фекла Андреевна попыталась обратиться к правосудию. В сопровождении детей, которых некому было поручить, она ходила по передним чиновников и судей, простаивала там долгие часы, но не могла добиться даже того, чтобы ее выслушали. Десятилетний Державин был бессильным свидетелем унижений своей матери, и сердце его горело возмущением. Он никогда не забывал черствости и корыстолюбия людей, назначенных творить справедливый суд, с которыми столкнулся в детстве, и сам во всех случаях вступался за притесняемых вдов и сирот.