Державы для…
Шрифт:
Гость ел, не поднимая глаз. В движениях его, в том, как подносил ко рту салфетку, слегка касаясь губ, угадывалась принадлежность к высшему свету.
В тишине валы негромко позвякивала посуда, серебро. Посуде генерал-губернатора мог позавидовать любой петербургский дом: тончайший китайский фарфор.
В продолжение обеда Федор Федорович произнес лишь несколько ничего не значащих слов. Эта молчаливость настораживала генерал-губернатора. Но с лица его, тяжелого, малоподвижного, не сходила улыбка.
После обеда перешли в каминную. Несмотря на летнюю пору, камин пылал. И здесь,
Федор Федорович заговорил о том, что взоры державы обращены сейчас на юг, к берегам Черного моря. Россия, одолев наконец, Крымское ханство, обретает прямые торговые дороги в государства европейские, по которым широкой рекой пойдет хлеб южных богатых областей. Сказал он и о торговых возможностях империи в Прибалтике. И лишь затем перешел к главной цели приезда, показав вдруг недюжинные знания открытий русскими мореходами земель, лежащих в океане Тихом. Назвал имена Федорова и Гвоздева, Чирикова и Беринга и многих других, нанесших на карту дотоле неизвестные земли. Сказал об открытии островов Алеутских и описаниях берегов Северной Америки.
Ход мыслей его неожиданно изменился, черты лица выдали раздражение. Федор Федорович заговорил о внимании, которое проявляют западные державы к открытиям русских мореходов.
— Лорд Гинфорд, бывший английский посол в Петербурге, — сказал он, — в свое время не постеснялся организовать похищение копий журнала и карты плавания капитана Витуса Беринга. Документы эти бесценные, — заключил он, — весьма волновали британское адмиралтейство.
Иван Варфоломеевич выразил удивление:
— Столь достойный человек…
— Когда требуется, — возразил Федор Федорович, выпрямляясь в кресле, — британское адмиралтейство не считается с этикетом.
Он рассказал, что Петербург постоянно осаждается иностранными учеными лицами.
— Цель их вояжей, конечно, наука, — и едко улыбнулся. — Но странно, отчеты их скорее напоминают инструкции британскому адмиралтейству к присоединению новых земель!
Федор Федорович назвал королевского историографа по Шотландии доктора Робертсона, побывавшего в Петербурге.
— Сей муж ученый, — сказал он, раздраженно поправляя пышное жабо на груди, — составил описание экспедиции к берегам Нового Света Креницына и Левашова. Прочтя их, трудно поверить, что ученым сим лишь академические заботы двигали.
Федор Федорович поднялся из кресла и энергичным шагом прошелся по комнате.
О миссии в Россию Вильяма Кокса, члена королевского колледжа в Кембридже, он сказал!
— Этот господин, нисколько не стесняясь в средствах, продолжил в Петербурге дело лорда Гинфорда и вернулся домой, собрав все, что только можно было собрать о русских открытиях в океане Тихом. Простодушие наше, российское простодушие…
В комнату вошел слуга, подложил поленья в камин. Огонь вспыхнул с новой силой. Когда слуга вышел, Федор Федорович, сев в кресло, продолжил:
— Уважаемый
Живо оборотившись к генерал-губернатору, Федор Федорович спросил:
— Вы понимаете мою мысль?
Иван Варфоломеевич с ответом не спешил. Как ни одичал он в иркутской берлоге, он понял, что скажет далее гость. И не ошибся. Федор Федорович продолжил:
— Всеми силами мы обязаны, как верные сыны отечества, воспомоществовать усилиям наших мореплавателей в освоении новых земель!
Генерал-губернатора смущало одно: хотя и далеко сидел он от Петербурга, а знал, что Сибирь для столицы была только богатым мешком, из которого черпали меха и золото для пополнения державной казны. Люди у трона делились на две группы. Одна, продолжая идеи Великого Петра, стремилась раздвинуть границы России не только на западе, но и на востоке. Вторая же, стоявшая ближе к царице, увязала в борьбе на западных рубежах. События, происходившие в Молдавии и Валахии, Польше и Прибалтике, были постоянным предметом забот, интриг, разговоров и пересудов.
Гость внимательно смотрел на пламя камина. Наконец он отвел взгляд от огня. Вероятно, он сам почувствовал некую недоговоренность, возникшую в разговоре.
— Петербург не станет чинить препятствий в развитии мореплавания на востоке. И вы можете сделать многое для будущего России, для славы и процветания империи.
Иван Варфоломеевич, безоговорочно причислив Федора Федоровича к когорте «птенцов гнезда Петрова», решал для себя вопрос: какая из двух партий большей силой возобладает? Но глаза у генерал-губернатора были прозрачны и не выражали ничего.
На этом разговор закончился.
Гость пригубил из бокала и в сопровождении хозяина прошел в отведенные ему апартаменты. Разговором он остался недоволен.
В последующие дни Федор Федорович интересовался делами торговыми в Кяхте, ознакомился с положением Морской школы в Охотске, встречался с чиновниками канцелярии.
Через неделю он отбыл в Петербург.
Иван Варфоломеевич провожал гостя, стоя у подъезда дворца с той же в точности улыбкой, с которой и встречал его семь дней назад. Когда карета отъехала, генерал-губернатор прошел в свой кабинет и в глубокой задумчивости сел за стол.
Флотилия Шелихова шла с хорошим ветром. На синем небе не было ни облачка. Пена, брызги, ветер в лицо! Галиот «Три святителя» разваливал сверкающие волны.
Григорий Иванович был рад такому удачному началу похода. От самого Охотска, как с банок снялись, шли под полными парусами. Ночами, правда, Измайлов парусность велел уменьшать, так как опасался плавающих льдов. Море Ламское коварно, льды здесь и летом встречались.
Сейчас, на палубе, Измайлов говорил:
— Вода в море этом по кругу ходит. В проливы Курильские из океана вливается, как в бутыль, и на север прет. Оттуда сваливает вдоль восточных берегов, к югу тянет, с севера льды наносит. Иные льдины идут притопленные. Вот этих-то опаснее нет. Каверза истинная.