Державы Российской посол
Шрифт:
– Тартаны, ваше сиятельство.
Взгляд холодных серых глаз вонзился в него, держал его словно на острие шпаги.
– Мы не справимся без ваших советов. Шотландия вам знакома, шевалье. И не безразлична, как мне передавали.
Вместо ответа Сен-Поль поклонился. Скрыть волнение ему не удалось.
«Новая причуда, – подумал Сен-Поль, покидая замок. – Новое развлечение герцогини… Вам угодно, чтобы шевалье Сен-Поль одевал ваших фигляров в тартаны. А вы спросили шевалье – угодно ли ему? Однако не ссориться же с ней… Надо быть покорным, полезным. Да, ваше сиятельство, цвета разные. У клана Мак-Милланов преобладает
В Латинском квартале Сен-Поль привязал коня у мелочной лавки, купил, поторговавшись, коробку красок и кисти. Дома сел за работу. На другой день герцогиня смотрела рисунки и выразила кавалеру удовольствие.
Похищение Европы, исполненное по замыслу Малезье, и пляски разных наций имели громовый успех. Бомонд решил единодушно, что музы из Версаля переселились в Со.
– Поздравляю вас заранее, – сказал кавалеру всезнающий Сен-Симон. – Вы получите ленту.
Церемония совершалась в шатре, воздвигнутом позади здания, под сенью вековых лип. Сен-Поль произнес клятву служить беззаветно, не щадя сил и жизни властительнице Пчеле – мудрой, милостивой, щедрой. Безропотно давать себя кусать – в голову, в руки, в ноги, в ягодицы, в любую часть тела. Скрипки запели торжественно, Анна-Луиза надела на склоненную шею кавалера медаль на желтой ленте – увесистый серебряный кружок. Пчелу, выбитую на нем, обегал девиз герцогини де Мэн.
С того дня Сен-Поль вступил в круг посвященных. Рыцари собрались в уединенной гостиной, увешанной старыми мушкетами и алебардами, слушая Лагранжа, молодого поэта, который на празднествах держался скромно, вкушал по причине несварения желудка лишь яблоки и лимонады. Читал он с театральной яростью, сняв со стены кинжал и положив его на тощие колени.
Позор тому, кто умертвил, злодей,
Знатнейших Франции детей!
Так вот откуда расходится по Парижу «Филиппика» – обличение всех грехов орлеанца, подлинных и выдуманных.
Осенью Сен-Поль писал Куракину:
«В замке моей повелительницы пахнет заговором, что весьма осложняет положение вашего преданного слуги. Противников регента много, но они разрозненны. Людовик, узаконивший своих побочных детей, внушил им честолюбивые надежды, и каждый, естественно, желает низложить орлеанца ради собственного возвышения. Эти вельможи сочувствуют претенденту и противодействуют его высылке из Франции».
8
Часы в мавританской гостиной громогласно пробили двенадцать. Колокольный звон достиг слуха Сен-Поля, сидевшего в зимнем саду, за три комнаты от адской, раздирающей уши машины. Обитатели дома не просыпаются от нее ночью лишь потому, что привыкли.
Впрочем, здесь ложатся поздно…
За последним ударом раздался хрип – часы как будто испустили дух. С ними связано какое-то поверье… Этот шедевр баварского мастера, жившего в прошлом столетии, – семейная реликвия. Даже больше… Не просто мебель, скорее, живое существо.
Скоро ли? Может быть, грохот напомнил герцогине… Сидеть тоскливо, навес густых ветвей магнолии и журчанье фонтана усыпляют, а герцогиня прогневается, если застанет гостя спящим. Неукротимая егоза, уверяющая, что она почти
Снаружи, в темноте, осенний ветер срывает невидимые листья. Иногда желтая лапа клена пристает на миг к стеклу, словно с мольбой. Голоса у подъезда, цоканье копыт затихли. Сен-Поль повторяет про себя, затверживает остроты, блиставшие в салоне. Одни остроты да колкости, ибо ничего стоящего, годного для передачи в Гаагу, сегодня не всплыло.
– Скучаете, мой мальчик!
Она вошла, волоча платье, слишком тяжелое и длинное для нее, будто повешенное на палку.
– Ловила разбойника… Я отдам тебя кошке, Шарло, отдам в следующий раз.
Попугай, блуждавший где-то по гостиным, прятавшийся в портьерах, виновато попискивал, уцепившись за ее плечо.
– Фонтенель грубиян… Распалился ни с того ни с сего… Его избаловали. Малезье, в конце концов, тоже член академии… Идемте, вы тут закоченели! Кстати, Малезье сочинит сатиру – «Полишинель, добивающийся места в академии». Будет преуморительно. Академики только и делают, что лижут зад Филиппу. Их до сих пор не тошнит.
Пчелка поет ласково. К добру ли? Усадив Сен-Поля, протянула коробку конфет.
– Хочу вас обрадовать, шевалье. Пора действовать.
Ногтем мизинца провела по щеке – от уха к челюсти.
Он уронил шелковистую полосатую подушечку, новинку кондитерского искусства. Герцогиня повторила пароль якобитов – замедленно, отвердев лицом.
– У шевалье Сен-Жоржа, – сказала она, – больше друзей, чем вы думали.
Ей-то что до него? Сен-Поль отшатнулся. Зачем, по какому праву она возвращает его в ту злополучную шотландскую осень?
…В горах кричали рожки. Рослые воины спускались по тропам к крепости Мар, захваченной восставшими. Клан Грант, имеющий девизом «Стоять твердо» и родовым знаком ветку ели, клан Кэмминг, написавший на гербе «Смелость» и украсивший его тмином, клан Броди, чей герб, увитый барвинком, требует – «Объединяйтесь!», клан Мак-Лин, вскормленный голубикой и взывающий – «Уважай мою честь!»…
– Шевалье Сен-Жорж, – слышит Сен-Поль голос герцогини, – упал духом в Авиньоне, в этой убогой дыре.
Да, он заперся в келье, просил забыть его. Шотландия больше не встанет.
– Награда вас не минует. Вы оказали ему драгоценные услуги, маркиз. Вы спасли жизнь Сен-Жоржу, и ваша доблесть…
Доблесть… Награда… Пустые, избитые слова. Маркиз молча смотрит на пятнистую, словно облезлую, шею, на выпирающие ключицы. Ради чего она вмешалась в благородное дело, в мужское дело, вмешалась после поражения?
Ей не понять, – он припал душой к бледному молодому человеку, такому потерянному, застенчивому в неведомой Шотландии.
Питерхед, черный каменный выступ, сотрясаемый прибоем, скользкий от дождя, точно глыба льда. Яков в тонком парадном камзоле, в расшитом плаще, промокший, дрожащий. Его солдаты, отощавшие, измученные морской болезнью, побежали в лес, силятся развести костер. Сен-Поль встретил высадившихся дурной вестью – кланы оттеснены от моря. Сен-Жорж запоздал.
Соединиться так и не удалось, вскоре пришлось уходить. В непогоду, по тропам, исчезающим в темноте. У Якова ноги, непривычные к горам. Сен-Поль держал его за пояс и сам чуть не свалился с обрыва. Схватил ветку. Колючий остролистник Мак-Милланов разодрал руку. Растения стали враждебны, изгоняли, казнили за нерасторопность, за слабость.