Держись, сестренка!
Шрифт:
…Не вернулся с боевого вылета на косу Чушка любимец полка Боря Страхов. Только через день его привезли к нам моряки и рассказали, что лейтенанта прибило к берегу волной в районе Анапы. Мы хоронили Страхова дивизией со всеми воинскими почестями в станице Джигинской. В войну летчиков редко хоронили, потому что они, как правило, гибли там, где вели бой. Я стояла у гроба Бориса, горько плакала и не верила, что он мертв. Казалось, вот сейчас поднимется, взглянет серо-зелеными глазами, подкрутит несуществующие усы, спросит: «И зачем это девчонок на войну берут?» — и протянет мне сорванный у капонира полевой
В последнем своем боевом вылете Борис водил шестерку «илов» на штурмовку и бомбометание парома с железнодорожным эшелоном у косы Чушка. Штурмовики летели под нижней кромкой облаков на высоте 700 метров. Подлетая к цели, летчики удивились: противник почему-то не открыл зенитного огня по самолетам. Страхов и его ведомые понимали, что вражеские зенитки заранее сделали пристрелку по нижней кромке облаков, и стали выполнять размашистый противозенитный маневр по курсу, по высоте. Зенитки продолжали молчать. Летчики хотели поскорее увидеть их, увидеть первые разрывы, чтобы звать, куда отвернуть самолет, но небо было чистым до самых облаков.
Но вот у причала косы Чушка Борис Страхов заметил паром — с него сползал паровоз с вагонами. На платформах под брезентом, судя по очертаниям, танки, орудия, автомашины, в крытых вагонах, скорее всего, боеприпасы. И только ведущий перевел свой самолет в пикирование, как несколько зенитных батарей одновременно рванули небо мощным залпом. Летчики не дрогнули, а продолжали свое стремительное движение на цель, ведя огонь из пушек, пулеметов, выпуская эрэсы. С малой высоты штурмовики сбросили стокилограммовые бомбы со взрывателями замедленного действия. Через двадцать две секунды их взрыватели сработали, и ослепительное зарево закрыло всю косу Чушка.
Когда группа возвращалась домой, уже над Черным морем летчики увидели, что машина их ведущего сильно повреждена и идет со снижением. Видимо, и Страхов был ранен. Радио молчало. И вдруг из-за облаков выскочили четыре «фоккера». Как шакалы, они набросились на самолет ведущего. Он резко взмыл, возможно, хотел пропустить гитлеровцев вперед да сам атаковать, по самолет уже был неуправляем и с креном опустился в морскую пучину.
Так не стало Бориса Страхова, белокурого парня из Горького, командира первой эскадрильи. В полку переживали гибель Бориса, но тяжелее всех — его друг Ваня Сухоруков. Иван похудел, осунулся и все свободное время сидел у могилы друга.
Совсем недавно, как поощрение, Иван получил разрешение на поездку к себе на родину. Перед отъездом по секрету он сказал мне, что едет жениться на подруге детства и взаимообразно попросил у меня шинель, так как у него была очень старая, солдатская. Мне же перешили в мастерской военторга шинель из хорошего сукна.
— Ну, раз жениться едешь, — согласилась я, — бери! Ивана не было в полку десять дней, а когда вернулся, то почему-то старался не попадаться мне на глаза. В чем дело, недоумевала я и решила «допросить» Бориса Страхова. Боря как-то помялся, а потом сказал:
— Понимаешь, дело тут очень деликатное. Пожалуйста, не говори никому…
Оказалось, что Иван приехал домой, а его подруга в это время ушла на фронт. Свадьба не состоялась. Земляки, когда отпуск Ивана окончился, преподнесли в подарок для его друзей, летчиков-фронтовиков, четверть самогона-первача:
«Уж не осуди. Чем богаты…» Иван всю дорогу берег огромную бутыль, завернув ее в мою «фирменную» шинель. От Краснодара до аэродрома он добирался на перекладных, и вот уже в последней машине шофер так тряхнул своих седоков, что они все повылетали из кузова и сильно ударились о землю. Все остались живы, только вот Иван немножко пострадал: четверть с самогоном разбилась. Понятно, крепкий самодельный напиток пропитал шинель. По приезде Иван выстирал ее и повесил сушить где-то за станицей, на огородах.
— Вот как высохнет, он ее отутюжит и принесет тебе, — серьезно закончил Борис, а мне вдруг стало так смешно: я представила Ивана, летящего из грузовика с бутылью, завернутой в мою шинель. И я предложила:
— Уж ладно. Шинель мне прядется просить у командира батальона новую, а эту, так и быть, подарю Ивану — пусть напоминает о подарке земляков…
Так оно и чередовалось в нашей фронтовой жизни: редкие минуты молодого веселья, разрядки и боевые вылеты, атаки…
В один из дней меня вызвали на КП полка и приказали вести четверку штурмовиков опять на эту косу Чушка, на штурмовку только что переправившегося через Керченский пролив резерва пехоты и техники врага. Я попыталась отказаться от роли ведущего и робко попросила командира полка разрешить мне лететь в качестве ведомой.
— А кто, по-вашему, должен вести группу? — спросил, глядя на меня в упор, Михаил Николаевич. — Осталась од-па необстрелянная молодежь. Погибли Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Пашков, Балябин, Мкртумов… Обгорел Бугров. Тяжело ранен Трекин. Ну кто, кто, по-вашему, поведет летчиков на боевое задание?..
Командир полка отвернулся, протирая глаза прямо перчаткой, и тогда, быстро повторив задание, я выскочила из землянки.
— В такую погоду да на такую цель только смертников посылать… — проворчал пилот Зубов, узнав о вылете.
Вместо того чтобы разъяснить задание, как-то успокоить летчика, я вдруг резко приказала:
— Всем по самолетам! Бегом!..
Не выдержала, сорвалась…
После взлета все мои ведомые пристроились ко мне, заняв каждый свое место в строю. Зашла за истребителями сопровождения; они почти всегда стояли ближе к линии фронта, а мы, штурмовики, подальше. Взлетела четверка Ла-5.
Я знала, что лететь к цели на косу Чушка по прямой — через лабиринт зенитных батарей — невозможно. Решила действовать глубоким заходом со стороны Азовского моря. Низкая облачность работала на нас. Но пока мы летели над плавнями и морем, минуты показались вечностью: ведь любая неисправность в моторе или повреждение самолета — это бесследная гибель экипажа.
В окнах облаков виднелась песчаная отмель — Чушка. Смерть вокруг. Она может вынырнуть из облаков пикирующим «фоккером», а может с земли — зенитным снарядом, шальной пулей…
При подходе к цели попали под сильнейший зенитный огонь. Оглянулась назад — ведомые па местах. «С зенитками надо хитрить, — вспомнила слова моего командира эскадрильи Андрианова, — иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше бы вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит поперек дороги, загораживая цель…»