Держись, сестренка!

Тимофеева-Егорова Анна Александровна

В полку на стареньком одноместном штурмовике я летала дольше всех. Мне он казался гораздо легче и маневреннее, чем машина с двойной кабиной. И вот теперь, когда я вернулась с курсов штурманов, адъютант нашей третьей эскадрильи Бойко предложил мне выбрать воздушною стрелка.

Дело в том, что в одном из последних вылетов мне изрядно досталось от атак «мессеров». Летали мы тогда на Темрюк — требовалось разбить мост через реку Кубань. Кажется, только что этот мост разнес в щепки Карев с группой. Но черти фрицы опять ею восстановили. Сколько же можно возиться с ним?..

Город Темрюк почти у берега Азовского моря, с западной его

стороны протекает Кубань. Здесь через мост проходит основная дорога от причала на косе Чушка до Голубой линии. Мост окружен сплошными зенитными батареями, да еще у Голубой линии неисчислимое множество противовоздушных средств. Над Темрюком и его мостом мы уже потеряли три экипажа — Подыненогина, Грудняка, Тасеца. Сегодня на мост нашу группу ведет капитан Якимов. Статный, спортивного сложения, с барскими манерами, Якимов держался немного свысока, как бы пренебрегая нами, хотя по возрасту был немного-то старше нас. Проработал он с нами . весь полет, сделал боевой расчет и почему-то меня — на одноместном-то самолете! — поставил замыкающей шестерки.

Приказы не обсуждаются — и мы полетели. Прикрывала нас четверка истребителей ЛаГГ-3, но, признаться, лететь в строю последней и без воздушного стрелка было как-то неуютно.

После того как мы сбросили бомбы на мост и выскочили на Азовское море, нашу группу перехватили «мессершмитты». «Лагги» уже вели бой с немецкими истребителями где-то в стороне. Так что в работу вступили наши воздушные стрелки, умело отбиваясь от наседавших «мессеров». Несколько раз они пытались расколоть строй штурмовиков, но напрасно. Мы летели плотно, крыло к крылу. И только один мой самолет с задней полусферы не был прикрыт стрелком. Не удивительно, что именно по мне полоснула трасса огня: прошла справа по борту. Я метнулась влево, но поздно. Уже вторая очередь огня ударила по моему «ильюше». Затем «мессеры» разошлись в стороны, развернулись и теперь с разных сторон пошли на мой самолет в атаку. Боясь лобового огня штурмовиков, вперед фашисты старались не заходить, а били по моему не защищенному с хвоста самолету сзади.

И снова огненная струя с близкого расстояния… Тогда я резко дала форсаж, отжала ручку управления машиной от себя — увеличила скорость, обогнала свою группу и втиснулась в нее между ведущим и его ведомым справа — Володей Соколовым. Это меня и спасло.

На разборе боевого вылета пришлось выслушать нарекания.

— Вы нарушили боевой порядок, — словно чеканил, выговаривая каждое слово и каждую букву, капитан Якимов. — Летчик Соколов мог принять вас за противника и ударить по вам из пушек и пулеметов!

– А почему, — дерзко спросила я капитана, — когда меня расстреливали фашистские самолеты, вы не перестроили группу в оборонительный круг с оттягиванием на свою сторону?

Воцарилась тишина. Якимов покраснел. И тут, нарушив гробовое молчание, за меня вступился Володя Соколов.

— Товарищ капитан! Вы сказали, что штурмовик Егоровой я мог бы принять за вражеский. Да разве это возможно? И вообще, разве не видно, как у нее из-под шлемофона торчат концы голубой косынки вместо подшлемника?.. Летчики засмеялись, тяжелая атмосфера разрядилась. После этого случая мне дали Ил-2 уже с кабиной для воздушного стрелка, и на этой машине до учебы на курсах я летала с разными стрелками — свободными от вылетов. Да и не только со стрелками. Летала с парторгом полка Василием Ивановичем Разиным, храбрым и добрым человеком. Нам обоим тогда здорово попало: он полетел без разрешения. Брала однажды в полет, тоже украдкой, и механика своего самолета Тютюника. Так что, когда адъютант эскадрильи Бойко предложил мне выбрать стрелка, я удивилась:

— Что значит выбрать? Если есть свободный стрелок, давайте мне, а брать его из экипажа, в котором летчик и воздушный стрелок слетались, — такое не годится.

— У нас тут есть один, безэкипажный, да какой-то странный. Мы его хотим отправить из полка в наземные части. А вы теперь на правах замкомэска имеете право выбрать себе хорошего воздушного стрелка.

— Как фамилия стрелка, которого хотите отправить?

— Макосов.

— Давайте его мне.

— Настоятельно не советую, товарищ лейтенант, — заметил адъютант, s

— И все-таки пришлите стрелка, пожалуйста, к моему самолету, — попросила я.

Вскоре, разговаривая на самолетной стоянке с инженером эскадрильи Шурхиным и техникой-лейтенантом Степановым, я услышала сзади себя смешок;

— Вот я и явился.

Оглянулась. Стоит парнишка лет от силы восемнадцати, с круглым лицом, расплывшимся в улыбке, отчего на тугих розовых щеках образовались ямочки. Пилотка его сдвинута на затылок, а чубчик светлых волос старательно зачесан набочок.

— Вы кто такой? — спросила.

— Сержант Макосов. Адъютант капитан Бойко послал вот к вам.

— Ну и что же? Докладывайте, сержант Макосов, о прибытии.

— Да чудно как-то. Я ведь первый раз вижу летчицу. И он опять захихикал, переступая с ноги на ногу, явно не дружа со стойкой «смирно».

— Вас кем прислали в наш полк?

— Воздушным стрелком.

— Вы раньше летали когда-нибудь?

— Я курсы стрелков окончил, и все.

— Хотите воевать стрелком?

— Очень хочу, но мне летчика не назначают.

— Вы хорошо знаете материальную часть кабины, ракурсы стрельбы и силуэты вражеских самолетов?

— Знаю.

— Хорошо. Завтра буду принимать у вас зачет.

На второй день с утра я увидела Макосова в кабине штурмовика. При опросе он отвечал мне без запинок, не переставая улыбаться. Так и стали мы с ним летать на боевые задания.

Я, пожалуй, ни за что бы не согласилась быть воздушным стрелком на Ил-2. Страшно все-таки. Сидит стрелок спиной к летчику в открытой кабине. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Когда фашистский истребитель заходит в хвост штурмовика и в упор начинает расстреливать его — ну как такое выдержать? У стрелка ведь пет ни бугорка земли, за который он мог бы укрыться от пуль, ни траншеи. У него, конечно, в руках пулемет, но управление-то самолетом у летчика, и прицеливаться стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. А еще бывает и так — замолчит пулемет от неисправности или когда кончатся патроны… Нет, ни за что бы не хотела я быть стрелком на штурмовике.

Макосов же с первых боевых полетов вел себя довольно активно. Увидев самолет противника, он тут же давал выстрел из ракетницы в его сторону, предупреждая всех об опасности. Когда я, уходя от цели, переводила самолет в набор высоты, Макосов строчил из своего пулемета по наземным целям. Хвост моего самолета был надежно прикрыт. Больше того, воздушный стрелок передавал мне по переговорному аппарату все, что видел и на земле, и в воздухе.

— Товарищ лейтенант, — то и дело слышу теперь, — справа из лесочка бьет зенитка!