Держитесь курса. Как основатель Vanguard совершил индексную революцию на Уолл-стрит
Шрифт:
С момента основания в 1974 году Vanguard сосредоточила усилия на снижении затрат на инвестирование [12] . И в результате стала такой, какой мы знаем ее сегодня: истинным колоссом в своей области. Мы управляем более чем 5 трлн долларов от имени около 20 млн клиентов по всему миру, двукратно опережая двух наших ближайших конкурентов вместе взятых. Наша 25 %-ая доля в долгосрочных активах взаимных фондов почти вдвое превышает предыдущий 15 %-ый максимум, достигнутый ранее тремя разными фирмами, и наша 65 %-ая доля от всего чистого денежного потока отрасли за последний пятилетний период также не имеет прецедентов в истории [13] .
12
Речь
13
Все оценки даны по оригинальному тексту. Впрочем, в 2022 году у Vanguard уже 7,2 трлн долларов под управлением. – Прим. науч. ред.
Любому, у кого имеется действительно новая идея, следует ожидать, что ее встретят скептически, а когда эта идея станет реальностью, за скепсисом последуют осуждение и нападки
В последние годы инвесторы отдавали под управление Vanguard в среднем около 1 млрд долларов каждый рабочий день – потрясающий акт доверия со стороны инвестиционного сообщества, также беспрецедентный для нашей отрасли.
Почему же Vanguard приняли и признали на рынке? Вне всяких сомнений, причиной нашего успеха стала та самая взаимная структура, которая так обеспокоила Джона Лавлейса, и связанная с ней стратегия. Во многом именно благодаря минимизации затрат, обеспечиваемой нашей взаимной структурой, долгосрочная доходность, которую фонды Vanguard зарабатывают для своих инвесторов/владельцев, часто занимает одно из первых мест в отрасли. Понятно, что в бурные и крайне неопределенные годы сразу после нашего основания о таком признании нельзя было и мечтать. На самом деле в начале своего пути мы на протяжении 83 месяцев подряд страдали от оттока чистых денежных средств из наших фондов.
Также невозможно было представить и то, что эта структура практически заставит нас разработать стратегию, ориентированную на индексные фонды; когда мы начинали, она даже не мелькала на горизонте. Но, чтобы понять, что «стратегия следует за структурой», не надо быть гением, и уже менее чем через год с момента основания Vanguard мы создали первый в мире индексный взаимный инвестиционный фонд.
На данный момент со дня учреждения первого взаимного фонда в США прошло уже почти 100 лет, – это случилось в 1924 году, – но только в последние 20 инвесторы в полной мере осознали и приняли истину, которую Vanguard давно считает очевидной. Вместо того, чтобы щеголять в одежде якобы опережающего рынок «профессионального управляющего», король взаимных фондов совершенно гол. По сути, всем стало ясно, что гол не только король, но и все королевство; что вся отрасль не способна выполнить свое главное, хоть и не высказываемое вслух обещание: профессиональные менеджеры по управлению денежными активами как группа должны повышать доходность инвесторов фондов.
Идея, что управляющие фондами не способны добавлять стоимость для своих клиентов, когда-то считалась чуть ли не ересью, а сегодня является общепризнанной. Это и привело к революции в отрасли – в основном за счет роста индексных фондов. И возглавила эту индексную революцию наша Vanguard.
Шансы на то, что Vanguard когда-либо вообще возникнет, не говоря уже о том, чтобы выжить в первое десятилетие своего существования, практически равнялись нулю. Перефразируя строку из мюзикла-хита «Мисс Сайгон», Vanguard была «зачата в аду и рождена в раздоре». Ее создание было продуктом неудовлетворительного компромисса и положило конец неприглядной борьбе за контроль в Wellington Management Company – борьбе, которая стоила мне должности генерального директора и заставила на время поверить в то, что моей карьере в отрасли, которую я искренне любил, пришел конец. Но в результате целого ряда маловероятных, но счастливых событий, даже совпадений, я вернулся. И вот итог: по состоянию на середину 2018 года Vanguard контролирует активы на сумму 5 трлн
Как же все это случилось? Думаю, стоит начать с самого начала.
Глава 2
1945–1965
Предыстория: Академия Блэр, Принстон, Fortune и Wellington
Эта история началась давным-давно, в сентябре 1945 года, когда я поступил в Академию Блэр, лучшую частную школу-интернат в Нью-Джерси. Я проучился там два года благодаря щедрой стипендии и постоянной подработке, сначала официантом, затем бригадиром официантов, и получил прекрасное образование, подготовившее меня к поступлению в колледж. В выпускном классе я был вторым по успеваемости, и меня признали «Самым перспективным».
С большим трудом достигнутые успехи в Академии Блэр сыграли ключевую роль при поступлении в Принстонский университет. И тут для меня опять большим подспорьем были стипендия и подработка, но первые годы в Принстоне оказались весьма непростыми. Худшие времена пришлись на осень 1948 года, когда я учился на втором курсе и начал посещать занятия по экономике. Учились мы по первому изданию учебника доктора Пола Самуэльсона «Экономика: вводный анализ». По правде говоря, он показался мне на редкость трудным, и мое знакомство с этим предметом удачным никак не назовешь.
Если бы низкий промежуточный балл по нему, полученный мной в начале второго курса (всего D+), остался до конца семестра, меня бы лишили стипендии – и, следовательно, перспектив дальнейшей учебы в университете, ведь сторонней финансовой поддержки у меня не было. Однако я старался изо вех сил и закончил семестр с оценкой C—. Не Бог весть какой результат, но все-таки.
А год спустя мне улыбнулась судьба. Я решил написать диплом на тему, которую ранее не исследовал ни один студент. Никаких Адама Смита, Карла Маркса или Джона Мейнарда Кейнса. Но что же выбрать? И вот в конце первого курса мне повезло (что в моей долгой жизни произойдет еще не раз) – меня занесло в читальню тогда еще совершенно новой библиотеки Файерстоун Принстонского университета, и я сидел там, пролистывая декабрьский выпуск журнала Fortune за 1949 год. Мое внимание привлекла статья на странице 116; в ней описывался бизнес, о котором я тогда совершенно ничего не знал, о котором я даже не подозревал. Заголовок звучал так: «Большие деньги в Бостоне». И знаете, я как-то сразу понял, что нашел тему для своего диплома.
Мое интуитивное озарение поддержал подзаголовок жирным шрифтом: «Но, как показывает опыт Massachusetts Investors Trust, деньги – это еще не все; фонд процветает, продавая мелкому инвестору спокойствие. Его изобретение – фонд открытого типа. Перед ним – все будущее». Далее на десяти страницах, заполненных цифрами и фактами, описывались история, политика и практика Massachusetts Investors Trust, сокращенно M.I.T., основанного в 1924 году, первого и на тот момент крупнейшего инвестиционного фонда «открытого типа» [14] .
14
Фонд «открытого типа» выкупает свои акции по требованию и (обычно) постоянно выводит их на рынок на продажу. «Закрытый» инвестиционный фонд погашает паи только после окончания срока действия договора доверительного управления. – Прим. науч. ред.
В те давние времена термин «взаимный инвестиционный фонд» еще не вошел в широкое пользование, возможно, потому, что такие фонды, за одним-единственным исключением, вовсе не были взаимными. Фактически, в прямом противоречии с принципами, изложенными в преамбуле «Закона об инвестиционных компаниях» 1940 года, они организовывались, оперировали и управлялись в интересах управляющих компаний, их контролирующих, а вовсе не в интересах пайщиков.
Мануэль Ф. Коэн, председатель Комиссии по ценным бумагам и биржам США (SEC – U.S. Securities and Exchange Commission) в 1964–1969 годах, описал этот недостаток взаимности во взаимных инвестиционных фондах предельно четко и ясно: