Дерзкие побеги
Шрифт:
«Я вам доставлю все, что нужно, все инструменты. Не унывайте, положитесь на меня, я выручу вас…» – доносилось до Тренка. И последний мгновенно передумал умирать, едва перед ним забрезжил этот лучик надежды в лице старого Гефгардта. Он перевязал раны, но было уже поздно, так как около дверей стояли недоумевающие охранники.
Их глазам предстал Тренк с кирпичом в одной руке и сломанным ножом в другой. Он стоял на пороге своей камеры и кричал страшным голосом: «Вон, вон отсюда! Уходите и передайте коменданту, что я не намерен больше жить здесь! Пусть пришлет солдат и пусть они убьют меня! Я никого не впущу сюда! Убью всех, кто попытается войти ко мне!»
Его вид привел солдат в замешательство, и они послали за комендантом. Тренк понадеялся было, что ему будет хоть какое-то послабление, но комендант приказал схватить его.
В конце концов Тренк успокоился и позволил войти к себе в камеру, сделать перевязку. Поначалу в цепи его не заковывали, дали время прийти в себя, а спустя несколько дней он снова был в кандалах. Двери в камере заменили теперь уже на обитые железом.
Измученный Тренк тем временем набирался сил и уже подумывал о новом побеге. Впоследствии он еще два раза пытался бежать, но уже через подкоп. Гефгардт приносил ему все, что было необходимо для этого.
Своим последним подземным ходом он долго не мог воспользоваться, так как слишком часто менялся состав гарнизона крепости, и очень много времени уходило на установление хороших отношений с новыми людьми. Но вот все последние приготовления были закончены, и осталось только воспользоваться плодами своих трудов. Однако Тренку этого показалось мало. Он решил показать себя благородным человеком перед королем, чтобы тот испытал чувство преклонения перед величием духа арестанта и помиловал его. И гордый заключенный заявил, что в присутствии коменданта крепости и всего гарнизона обязывается войти в свою камеру в любое время и в любой час, где он будет закрыт на все замки, и спустя некоторое время узника можно будет увидеть на гребне крепостной стены. Это послужит доказательством того, что, имея возможность сбежать, он не воспользовался ею. И об этом он просил сообщить королю, чтобы тот его помиловал.
Встревоженное этим заявлением Тренка, начальство тюрьмы вступило с ним в переговоры. Прежде чем устраивать это почти театрализованное действие, комендант попросил рассказать, как же Фридрих собирается это устроить, и лично обещал свое покровительство в этом случае. Поколебавшись, Тренк все же решился показать подкоп, выдал инструменты, которыми пользовался, и все объяснил.
Надо отдать должное коменданту: он сдержал свое слово, доложив королю о произошедшем и прося помиловать арестанта со столь благородной душой. Узнав об этом, король Фридрих был поражен. Такой поступок подействовал даже на него. Быть может, он уже был не против простить Тренка, бывшего когда-то его любимчиком, что, впрочем, не помешало ему отложить помилование на целый год.
В 1763 году, когда Фридриху Тренку исполнилось 37 лет, он вышел на свободу. Побывав в Австрии, а затем исколесив чуть ли не всю Европу, он вернулся в свое родовое поместье Цвербах. Там Тренк занялся хозяйством, а чтобы поправить свое материальное положение, задумал издавать записки о своей жизни, благо было что описывать. Его книги имели огромный успех у читателей, он снова стал богатым, как в старые добрые времена. Но, как и тогда, его погубила излишняя самоуверенность.
В 1787 году, вернувшись в Австрию, Тренк стал писать произведения на политические темы. Но его творения не понравились в Вене, и автор был выслан. В Париже в то время полным ходом шла революция. Обстоятельства сложились не в его пользу: Тренк был объявлен прусским шпионом и казнен на гильотине 25 июля 1794 года. Так закончилась жизнь авантюриста и вечного беглеца.
Находчивый арестант
Герман Александрович Лопатин, российский деятель революционного движения, имеющий дворянское происхождение, родился в 1845 году.
В 1866 году им был блестяще окончен университет, однако, едва покинув стены этого учебного заведения, он сразу же угодил в тюрьму, так как был арестован по делу Каракозова, стрелявшего в Александра II, и посажен в крепость. То был выстрел отчаявшегося одиночки, что, впрочем, не помешало полиции взбудоражить весь Петербург. Вот тогда-то Лопатин и сбежал от блюстителей порядка в первый раз. Естественно, бежал не из крепости – оттуда его вскоре освободили за отсутствием улик… Еще до того, как попасть в тюрьму, он, зайдя в квартиру к коллеге и увидев жандармов с обыском, не раздумывая, выпрыгнул в окно и скрылся от них. Так началась эпопея его бесчисленных побегов. Он сбегал отовсюду: из тюрем, с гауптвахт, из залов судов, и притом обязательно в дежурство самых бдительных и придирчивых охранников. Для Германа Лопатина не существовало препятствий, и ничто не могло ему помешать: ни люди, ни природа. Однажды, во время ссылки в Сибири, убегая, он в одиночку проплыл тысячу верст по Ангаре и примерно столько же прошел по тайге. В другой раз, выйдя во время перерыва из судебного зала, он увидел у крыльца оседланную лошадь и, конечно же, ускакал на ней прочь. Ну как тут было не воспользоваться такой потрясающей возможностью, предоставленной самой судьбой?
При этом Герману Лопатину удалось в 1870 году, попутно вывезти из ссылки полковника Генерального штаба Петра Лаврова ставшего радикальным публицистом, а зимой 1870 года он выехал в Сибирь для освобождения Н. Г. Чернышевского.
Во всех побегах Герман Лопатин мастерски менял внешность, обладая потрясающим актерским даром перевоплощения. Ему ничего не стоило превратиться в путешествующего ученого-географа или в простодушного крестьянина, идущего с обозом, вот только другие мужики дивились редкому в той крестьянской среде случаю – близорукости своего товарища…
Богатая эрудиция Германа Лопатина была одной из черт его поразительного облика. Успенский, например, писал, что Герман Александрович в любую минуту «мог взойти на кафедру и прочитать лекцию о чем угодно».
Лопатин вообще был человеком необыкновенным. Он словно гипнотизировал людей. Едва взглянув на человека, тут же подчинял его своей власти. Великий Менделеев пророчил ему блестящую карьеру ученого, а генерал-губернатор Синельников, суровый и умный старик, фактический хозяин Сибири, хлопотал о будущем вверенного ему ссыльного, полагая со временем сделать Германа Александровича своим преемником. Карл Маркс, обычно в отношениях с людьми более чем сдержанный, был очарован русским эмигрантом, блестящим переводчиком его «Капитала», и хотел выдать за Лопатина любимую дочь. К Лопатину с удивлением и симпатией присматривались также Иван Тургенев, Лев Толстой, Глеб Успенский. Последний собирался написать о нем повесть под названием «Удалой добрый молодец». Но Герман Лопатин от этого благожелательного внимания убегал и шел на самые отчаянные авантюры. Не входя ни в одну из революционных организаций, он всем им оказывал разнообразное содействие.
В 1871 году Лопатина арестовали в Иркутске, а летом 1873 года он бежал за границу и с тех пор находился в эмиграции. А в начале 1880-х годов, когда до него дошли слухи о близком созыве Земского собора, о таинственных переговорах правительства с народовольческим подпольем, о том, что в русской армии, по выражению Энгельса, «полно конспирирующих офицеров», Лопатин приехал в Россию. Он был арестован и вновь бежал, но в 1884 году стал главой Распорядительной комиссии «Народной воли» и в конце концов был опять арестован. Причем во время процедуры ареста в руки блюстителей порядка попали и списки, где значились имена чуть ли не всех русских революционеров. Двадцать лет это мучило Германа, пока он сидел в одиночке в Шлиссельбургской крепости, будучи приговоренным в 1887 году к пожизненному заключению.
После 1905 года его освободили. К тому времени здоровье Лопатина уже было основательно подорвано, и он отошел от политической деятельности.
С восторгом Лопатин встретил Февраль 1917 года. А вот Октябрь – сначала недоуменно, а затем с возмущением, считая, что «народ не готов к социалистической революции». И семидесятилетний Лопатин все начинает сначала. В августе 1918 года юный поэт Леонид Канегиссер убил председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. В этот же день произошло покушение на Ленина в Москве. Без сомнения, за всеми этими одновременными выстрелами стоял один и тот же очень опытный человек. В декабре 1918 года умирающий Лопатин сказал окружавшим его в ту минуту людям: «Передайте маме Леонида Иоакимовича Канегиссера, что я прошу у нее прощения; она знает, за что…» Так старый конспиратор проговорился.