Дерзкий ангел
Шрифт:
Не-ет, думала она, отказываясь верить глазам. Это не может быть он. Откуда он узнал, что она в Париже. И так быстро!
Но сколько бы она ни убеждала свою гордыню, что ему ни за что не удалось бы проследить ее путь до Парижа, тело ее предательски пело и жаждало снова насладиться его ласками.
И в этой опасной страсти к нему ей было все равно, мог или не мог он выследить ее. Лишь бы нашел ее!
Ох, ведь знала же, что он начнет искать ее. Его гордость и самолюбие не позволили бы поступить иначе. Отец Джайлза как-то похвастался за одной из партий в шахматы, что уж если его сын берется за
Его отец считал, что сыщицкий талант сына — и благословение Божье, и опаснейший талант. Теперь София и сама убедилась, насколько опасным может быть сам Джайлз.
Пребывания в его кабинете хватило, чтобы разбудить в ней такую страсть, которая не давала ей покоя по ночам, вмешиваясь в сны такими сладостными подробностями, что она просыпалась с колотящимся сердцем и сидела без сна, одинокая и грустная в ночной мгле.
Ей не понадобилось посмотреть дважды, чтобы решить, был это маркиз Траэрн или нет. Бальзак предупредил, что за ней следят. Не важно, кто это. София чувствовала его присутствие кожей и поняла, что пора уносить ноги из «Свиного уха» как можно дальше.
Выскользнув из дверей, она прижала свои узел к груди и припустилась по темной улице. Взглянув в ту сторону, где должна была присоединиться к Эмме и Оливеру, София побежала в противоположную, чтобы никто не смог обнаружить ее в туманных аллеях вдоль Сены.
Она пошла по одной аллее, затем по другой. К ней вернулась уверенность в себе, которая переборола охватившую ее в таверне панику. Вероятно, там она позволила воображению разыграться и затуманить разум.
Она шла, а воздух становился уже невыносимо вонючим, и она сморщила нос. Река была здесь большим отхожим местом. Все! Можно было спорить на остатка драгоценностей Делани, что ей удалось оторваться от преследователя.
Она стояла в тени больших деревьев и вглядывалась в возвышающийся над рекой новый мост Согласия, который вел к садам Тюильри и недавно переименованной площади Революции, где ежедневно собирались толпы, чтобы поглазеть, как умирают избранники мадам Гильотины.
Успокоившись, она собралась перебежать площадь перед мостом. И, находясь уже на середине ее, услышала голос, от которого так и застыла.
— Снова в бегах? — Голос, низкий и грозный, принадлежал маркизу Траэрну.
Она оцепенела, а внутри вся задрожала, ибо от его слов и тона повеяло холодом.
Медленно-медленно она повернулась к нему.
Когда он появился в лунном свете, у нее перехватило дыхание, силы покинули, ее будто пригвоздили. Она смотрела, как закутанная в плащ его крупная фигура приближается к ней ровными широкими шагами.
Но почему — хотя все кричало в ней: «беги!» — думала она о том, что он рядом и ей будет жарко в его объятиях? Она подняла на него глаза, чтобы увидеть, вдруг и он разделяет ее странное предательское состояние.
Его мрачный пронзительный взгляд буравил ее, но в нем не было ни намека на страсть, которую недавно они испытывали друг к другу.
— Вы смогли обмануть этих болванов из «Свиного уха», леди Дерзость, но не меня. Меня вам не удастся обмануть. Никогда.
Проведя большую часть вечера склонясь над кружкой кислого вина, Джайлз уже собрался бросить все к черту. Его расследование смерти Уэбба превратилось в такой кошмар, какого он не мог себе представить даже после всех донесений агентов, поступавших к лорду Драйдену.
Однако не хватало очень многих деталей для целостности картины, что не могло удовлетворить Джайлза, поэтому он решил продолжать свою пока безнадежную миссию.
Хозяйка мансарды, которую снимал Уэбб, уже сдала ее другим постояльцам и отказалась разрешить Джайлзу осмотреть его комнату. Он не стал спорить. Хозяйка была дамой весьма внушительных размеров, этакий гренадер в юбке, способный разметать даже караул Национальной гвардии, причем без всяких ружей и прочего. Ее мясистые руки были в тесных грязных перчатках, замусоленные волосы беспорядочно подоткнуты под красный колпак.
— Вы не видели, что за свинарник оставили после себя эти солдаты, когда арестовывали его, — пожаловалась она. — Я потратила два дня, чтобы снова привести все в божеский вид. — Хитрая бабища тут же смекнула, как заработать звонкую монету, и быстро добавила: — Он задолжал мне за комнату.
Так что Джайлз заплатил ей за три месяца, за которые якобы ей задолжал Уэбб, и еще добавил денег за два дня — во столько она оценила свои «ценные сведения».
— У него почти не было вещей, так, какая-то одежонка, она пошла в пользу бедных, — сообщила бабища, покачав головой. Джайлз и сам догадался, что одежду скорее всего давно носит ее супруг.
— Может быть, припомните еще что-нибудь?
Она взглянула на его толстый кошелек, из которого он уже расплатился с ней за Уэбба.
— Может быть, там и остались какие-то бумажки. Сейчас посмотрю.
Расставшись еще с одним золотым, Джайлз приобрел записи и книги Уэбба.
— У него были друзья? Хорошие знакомые, которые его часто навещали? Или кто-то, кто хорошо его знал?
Хозяйка поправила шаль на могучих плечах.
— Он часто посещал митинги кордельеров, они обычно встречаются возле Пале-Рояль. Жалкая кучка грубиянов. О, еще пару раз я видела его с женщиной. Как же ее зовут? — Хозяйка задумчиво потерла лоб.
Джайлз уже знал волшебное средство, которое помогало вспомнить все, что нужно, и протянул следующий золотой. Женщина просияла.
— Вспомнила! Девинетт! Ее зовут Девинетт. От нее тоже не жди добра, та еще девица.
— Девинетт, — повторил он. Загадка — имя вполне в духе Дерзкого Ангела, — А как выглядит эта женщина?
Хозяйка выжидательно взглянула на Джайлза, но, поскольку он не сделал никакой попытки раскрыть кошелек, она хоть и нахмурилась, но выдала информацию подобрей воле.
— Она не такая высокая, как я. — Женщина выпрямилась, и выяснилось, что они с Джайлзом почти наравне. — И жутко гордится своим глазом, вернее, его отсутствием. Потеряла его в резне на Марсовом поле. Так она сама утверждает. Носит на глазу черную заплатку на красной ленте через голову. Чтобы скрыть рану. Да вы и сами можете любоваться ею хоть каждый день. Они сделали ее восковую копию в салоне де Сир — если у вас, конечно, остались денежки, чтобы заплатить за вход. — Хозяйка расхохоталась грубым булькающим смехом, похлопывая по своему распухшему кошельку.