Дерзкий поцелуй
Шрифт:
В пальцах ноги она уже начала ощущать жжение и короткие судороги, после чего сама мысль о том, чтобы прикоснуться к ним, стала ей невыносима. Неприятные ощущения поднялись от ступни до лодыжки, грозя поползти выше. Эви стиснула зубы и крепко зажмурилась, решив, что ни за что не станет плакать и жаловаться.
Она по-прежнему чувствовала руки Мак-Алистера у себя на ногах, но более не испытывала восторга от его прикосновений. Его пальцы, подобно горячим углям, обжигали ей кожу. Отчаянно стараясь сдержаться и не оттолкнуть его, она вцепилась в клочья травы под собой, ногтями царапая землю. Пожалуйста, остановись — ни о
Сквозь пелену боли к ней пробился его голос:
— Пошевелите ногой.
Эви знала, что он прав. Знала, что любое движение ногой поможет ей быстрее преодолеть боль. Но, представив себе, что сейчас она должна будет двигать пальцами ноги, Эви готова была закричать от бессилия.
Стиснув зубы, она все-таки сумела выдавить:
— Нет!
Жжение медленно распространялось вверх по икроножным мышцам.
— Пошевелите ногой, Эви.
Она отрицательно замотала головой и закусила губу. Судороги добрались уже до колена и охватили бедро. Слепящая боль казалась невыносимой.
— Эви…
— Подите вы к черту!
Она, резко выпрямившись, села, схватилась обеими руками за ногу и разразилась ругательствами.
7
Довольно продолжительное время Эви увлекалась сбором бранных слов. Все началось с невинного академического исследования — своего рода попытки понять сочную и цветистую речь, звучавшую иногда в не слишком респектабельных районах, которые она посещала. Но невинная забава быстро переросла в хобби. Хобби, которое ей очень нравилось. Она надоедала и приставала к любому, кто готов был оказать ей помощь, и со временем овладела впечатляющим набором ругательств.
И сейчас она воспользовалась своими знаниями сполна.
Первыми в ход пошли самые вульгарные богохульства. Она выплевывала их сквозь стиснутые от невыносимой боли зубы. Какая-то часть ее испуганно зажмурилась и стыдливо морщилась, слушая то, что она выкрикивает, отчаянно надеясь при этом, что сплошной поток нецензурной брани прозвучит неразборчиво. Но хотя этот самый внутренний голос настойчиво, пусть и едва слышно, советовал ей замолчать, она не обращала на него внимания.
По мере того как боль уходила, иссякал и поток бранных слов. Они становились все менее грубыми, и, когда последние кинжальные уколы затихли, Эви облегченно всхлипнула:
— Проклятье, проклятье, проклятье!
И с громким вздохом повалилась спиной на траву.
Измученная и обессилевшая, она долго лежала так, прислушиваясь к себе и крепко зажмурившись. Дыхание девушки постепенно приходило в норму. Эви слышала, как вокруг нее суетится Мак-Алистер, он даже зачем-то сходил в лес, и она лениво и опустошенно подумала о том, чем он, собственно, может быть занят. Но прошло еще несколько долгих минут, прежде чем она сумела открыть глаза и, таким образом, удовлетворить свое любопытство.
Эви обнаружила, что он стоит над ней, держа в руках что-то очень похожее на мокрое полотенце. Опустившись на колени, он приложил тряпку ей ко лбу.
— Так лучше?
Она едва не расплакалась от облечения, которое испытала, когда мокрая ткань коснулась ее разгоряченного лба. Боль и страдание отступали все дальше.
— Намного, благодарю вас.
Он перевернул
— Вы ругались.
В голосе Мак-Алистера не слышалось упреков, возмущения или разочарования, в нем прозвучало лишь легкое удивление. Его реакция на те ужасные слова, которые она выкрикивала в горячке боли, оказалась на удивление мягкой. Вот теперь она готова была провалиться от стыда сквозь землю, а кончики ушей запылали так, что, наверное, светились бы в темноте.
Эви почувствовала, как жаркий румянец заливает и ее щеки.
— Прошу прощения.
— В этом нет необходимости.
Она вдруг вспомнила, что одно из самых грязных ругательств было адресовано непосредственно ему, и недовольно поморщилась.
— Нет, есть. Я сказала, чтобы вы… то есть, я ничего такого не имела в виду, но…
— Вам было больно. Я все понимаю.
— Спасибо вам.
Эви ждала, что он скажет что-нибудь еще, но потом поняла, что ждать от Мак-Алистера объяснений — примерно то же самое, как и рассчитывать на то, что в январе растает снег. Совершенно безнадежное занятие. Она попыталась найти нужные слова.
— Вы разве не собираетесь спросить, откуда я их знаю?
— Оттуда же, откуда и все остальные. От других людей.
— Я… — Эви поджала губы. — Я могла прочесть их в книге.
— Все? — Он задумчиво склонил голову к плечу. — А я могу одолжить ее у вас?
Она почувствовала, как губы ее медленно складываются в улыбку.
— Это что, шутка, мистер Мак-Алистер?
Он убрал мокрую тряпку с ее лба.
— Нечто вроде.
Достойный ответ, решила она.
— Неплохо для мужчины, который до сих пор избегал демонстрировать свое чувство юмора.
— Я хотел, чтобы вы улыбнулись.
На душе у нее потеплело.
— И доброе слово в придачу. Пожалуй, мне стоит почаще испытывать неудобство и попадать в стесненные обстоятельства, раз это делает вас неотразимым и очаровательным.
— Неудобство? Стесненные обстоятельства? Вот, значит, как вы описываете свои ощущения?
Эви с удивлением заметила, как на скулах у него заиграли желваки, и еще сильнее поразилась тому, что сама стала тому причиной. Не сводя с него глаз, она улыбнулась и небрежно продолжила:
— Я, конечно, могла бы воспользоваться несколько более подходящими эпитетами, но у меня нет привычки повторяться.
Мак-Алистер с явным облегчением воспринял ее шутку.
— Уверены, что с вами все в порядке?
Он наклонился к ней, его глаза внимательно обшаривали ее лицо, и вдруг девушка потрясенно осознала, насколько близко друг к другу они оказались. Он был рядом, совсем рядом, настолько близко, что она могла разглядеть его лицо во всех мельчайших деталях. У него обнаружились удивительно длинные ресницы, очаровательные морщинки, лучиками разбегавшиеся в уголках глаз, и самый чувственный рот, который она когда-либо видела. Ее вдруг охватило нестерпимое желание нежно провести пальцем по его полной нижней губе, а потом приподняться и запустить руки ему в волосы, пропуская непослушные пряди сквозь пальцы. Кстати, она только сейчас разглядела, что волосы у него не просто каштановые — нет, они являли собой роскошную смесь черного и коричневого, с искорками красного цвета там, где они выгорели на солнце. Несколько прядей выбились из хвоста на затылке и падали ему на плечи, обрамляя красивым узором его лицо.