Десантник. Из будущего – в бой!
Шрифт:
– Леша? – подал голос летун. – Ты как? Очень болит?
– Нормально все, уже лучше. Если не шевелиться, то почти и не болит, – несколько приукрасил реальное положение вещей десантник. – Пить только хочется. У тебя водички нет?
– Нет, – сокрушенно вздохнул тот. – Все забрали, даже фляжку. Ты без сознания был, тебя не особо обыскивали, только пистолет и нож отобрали, а мне даже карманы вывернули. И товарищу лейтенанту тоже. – Помолчав, летун задал вопрос, который, нужно полагать, мучил его уже давненько: – Леша, как думаешь, нас расстреляют?
– Вряд ли, – почти искренне ответил парень. – Хотели бы – сразу шлепнули, зачем тогда с собой
– Стыдно-то как… в плен попасть, словно предатель какой… в самом начале войны… – тоскливо вздохнул Борисов, зашуршав сеном.
– А вот эту хрень ты брось! Ты что, оружие бросил, добровольно руки поднял и навстречу фрицам потопал? Сам сдался?
– Нет, конечно, но какая разница?
– Да такая, что в плен ты попал во время боя, потому никакой твоей вины в этом не имеется! Ясно? А из лагеря и сбежать можно… и нужно. Сбежать, а потом или партизанить, или снова к своим пробираться. Да и вообще, может, завтра наши контрнаступление начнут да и освободят нас. И сколько мы в том сраном плену пробудем, одну ночь?
– Угу, начнут, как же… – буркнул летчик, угрюмо замолчав.
– Снова паникерство разводишь? – помня, на чем можно сыграть, делано возмутился десантник. – Отставить!
– Ничего я не развожу! Ты, кстати, сам тоже хорош, то ты из пехоты, то вдруг воздушным десантником оказываешься. Боевому товарищу врать – последнее дело, между прочим!
– А я и не врал, – вяло пробормотал Алексей, физически ощущая, как накатывает сонливость. Спать хотелось, как никогда в жизни: глаза закрывались в самом буквальном смысле, хоть спички вставляй. – Слыхал такой термин – минимально-необходимый уровень информации? Просто не хотел в тот момент всю правду про себя выкладывать. Так что не нужно и обижаться. И вообще, не так уж и сильно я тебя обманул – слыхал, как нас, десантников, называют? Крылатая пехота, во как. С неба мы только на парашютах спускаемся, а воюем-то на земле-матушке! И, кстати, я и на самом деле разведчик-диверсант, тут все честно. Ладно, посплю немного, ослаб сильно, да и голова почти не варит. И ты тоже спи, сегодня дежурить уж точно не нужно, никто нас не украдет. У нас вон персональный караульщик имеется, чтоб ему, твари, одновременно и поносом заболеть, и закашляться…
Глава 13
Будь непреклонным, товарищ…
Контрразведчика привели почти в половине второго ночи – прикрытые рукавом гимнастерки часы фрицы не заметили, так что представление о времени Леха имел. Выглядел Батищев неважно, но на ногах стоял самостоятельно, пусть и тяжело опирался о стену сараюшки. Разбуженный шумом, Борисов торопливо встал, шагнув к товарищу, десантник же по понятной причине остался лежать, лишь приподнялся на локте здоровой руки. Зажав в ладони фонарик, выпустил между пальцами узкий лучик, осветив лейтенанта. Под левым глазом Ивана Михайловича наливался роскошный фингал, на скуле алела ссадина, разбитые губы запеклись от крови. Да и левую руку тот как-то подозрительно-бережно придерживал правой – неужели кости поломали, сволочи?
Пока сержант помогал особисту устроиться рядом с ними, Леха погасил фонарь – если немец заметит, всем троим не поздоровится, – и тихонько спросил:
– Сильно били?
– Да уж, досталось, – хрипло, с паузами между словами, ответил тот, мучительно закашлявшись. – Ребра болят, аж дышать трудно.
– А чего хотели-то? – влез в разговор Василий, помогая командиру улечься поудобнее. Собрав с пола остатки сена, он подоткнул куцую охапку ему под плечи и голову.
Прежде чем ответить, контрразведчик помолчал, собираясь с силами:
– Так известно чего: сначала чтобы все про себя и про вас со Степановым выложил, затем спросили, откуда немецкий знаю да с каким заданием в ихний тыл заброшен. Похоже, решили, что мы – одна из диверсионных групп. Потом принялись уговаривать перейти на их сторону и все такое прочее. То смертью пугали, то золотые горы сулили. – Батищев зло сплюнул вязкой кровавой слюной, коротко зашипев от боли в разбитых губах. – Допрашивали, одним словом. Как говорится, с применением мер физического воздействия. То по морде съездят, то сигаретку предлагают. И так часа три кряду, как будто других дел нет.
– А ребра вам когда помяли и руку повредили? – осведомился Леха, с трудом ворочая шершавым языком: пить хотелось просто неимоверно. А вот голода он, как ни странно, не ощущал вовсе, хоть и ел крайний раз почти сутки назад.
Батищев зло ухмыльнулся, хоть в темноте никто и не мог разглядеть его гримасы:
– А это уж под самый конец. Надоели хуже горькой редьки. Ну, я и плюнул в того, который бил, жаль, в харю не попал. Вот они меня с табуретки сшибли да начали пинками по полу катать, пока подполковник не остановил. Он, вишь ли, насилия не любит и всячески противится подобным методам… Тьфу, погань фашистская! Что-то раньше, пока мне лицо кулаками месили, особо не противился, вполне так с пониманием относился!
– Вы б отдохнули, тарщ лейтенант, – подал голос летчик. – Точно говорю, отдохнуть вам нужно! Утром, поди, снова на допрос потянут.
– Может, и потянут, только слышал я краем уха, что на рассвете в расположение кто-то из начальства пожалует. Жаль, не все понял, разговорного опыта у меня маловато, когда быстро говорят, половину перевести не успеваю, но суть уловил. Приедет какой-то начальник в нехилом звании то ли обсудить что-то, то ли с проверкой, то ли просто по дороге. Вот нас ему и хотят показать, не пойму только, с какой целью?
– Так известно с какой. – Десантник, не скрываясь, зевнул. – Тоже мне, загадка. Отчитаться небось за потери хотят. Объявят нас жутко секретной диверсионной группой да и спишут на наши действия и технику пожженную да по пути поломавшуюся, и потери личного состава. Еще и сверху накинут. Вот, честное слово, не удивлюсь, если в докладе нас будет целое отделение, да еще и не с одним крупняком, а с парой легких противотанковых пушек.
– Крупняком? – усталым голосом переспросил Батищев. – А, это ты про «ДШК»?
– Про него, родного. У нас в десанте их так называли. Эх, какая машинка была! – с искренней тоской протянул Леха. – Мне б его сейчас, да патронов сотни три, бронебойно-зажигательных или трассирующих. Устроил бы я им тут… веселье. Навек бы запомнили, продвинутые еуропейцы, мля!
– А почему продвинутые? – вяло пробормотал особист, уже почти что засыпая. – Да и какой из тебя сейчас стрелок, разведка? Ты и ходить-то сам не можешь, а уж стрелять собрался.
– Стрелок из меня сейчас как из говна пуля, тут я полностью согласный, – грустно констатировал Степанов. – А отчего «продвинутые»? Так скоро мы их обратно по Европе гнать станем, вот, значится, и продвинем. Аж до самого Берлина продвинем. Все, спокойной ночи, товарищи.