Десантники
Шрифт:
Когда вы узнали, что бригада направляется на фронт?
В начале сентября по бригаде поползли слухи, что мы скоро пойдем в бой. Да и так все чувствовали, что бригада готова и не будут нас в тылу «мариновать», когда на всех фронтах наступают.
Потом поступил приказ на погрузку в эшелоны, и мы поехали непосредственно на фронт. На каждой большой станции нас собирали на митинг. Выносили на середину знамя бригады, выходили замполиты и говорили: «Солдаты! Родина на вас надеется, что вы выполните поставленные задачи!» Вы же сами, наверное, знаете наш девиз: «Никто, кроме нас!» Когда мы подъехали к Украине, всем нам зачитали приказ: «Категорически запрещено общение с местным украинским населением». Но гвардейские значки и знаки парашютистов были у всех на гимнастерках, так что все кому надо, видели: к фронту
Перед выездом из Подмосковья мы сходили на могилы товарищей, погибших при подготовке бригады. Кто-то из наших произнес вслух: «Мы еще им позавидуем…»
Что было дальше?
Приехали на аэродром в районе Лебедина. Стояли уцелевшие, еще довоенные огромные ангары, крытые каким-то специальным стеклом. Шел сильный дождь. Так мы первым делом заносили парашюты в ангары, чтобы они не намокли. Сами разместились там же.
Через два дня, утром, нас разбили на расчеты. Нам стало предельно ясно: «Выброс десанта – сегодня!»
Григорий Чухрай вспоминал, что утром над аэродромом, где десантники готовились к выброске, появился немецкий самолет и сбросил листовки со следующим текстом: «К встрече десанта готовы! Прилетайте поскорее!»
Было такое. Нам сказали так: не поддаваться на провокации. Поймите, мы даже этим листовкам особого значения не придавали. Мы и так знали, что из этого десанта никто живым не вернется… Знали…
И были готовы умереть, как один, но выполнить свой воинский долг… Мы десантники, и этим сказано многое.
Мы не чувствовали гнетущего ощущения приближения смерти. Просто пришло наше время идти в бой… Незадолго до отправки мы выпросили у инструктора летную фуражку и пошли фотографироваться. Я послал фотографию брату, написав на обороте карточки: «Не забывай! На вечную память!» Я знал, что эта фотокарточка – моя последняя. Сейчас она у вас в руках. Оказалась, что не последняя. Бывает… Повезло…
Не забывайте еще один момент: наш десант был личной операцией Жукова, а этот человек не умел останавливаться, пока кто-то из личного состава подчиненных ему частей еще оставался целым. Откуда я знаю, что это личная операция маршала по расширению Букринского плацдарма? Из упомянутых вами всяких там «генеральских» мемуаров. Летчик АДД Скрипко об этом прямо написал.
Какова была экипировка десантников перед вылетом? Как происходило распределение по самолетам? Какую информацию Вы имели о месте выброски? Были ли сообщены простым десантникам опознавательные сигналы?
Я должен был лететь в первой группе высадки с управлением бригады. Нас отобрали девять человек из дивизиона в первую волну десанта. Мое вооружение оказалось следующим: карабин, двести патронов (разрешали брать боеприпасы по максимуму), шесть гранат, финский нож. Никаких зажигательных гранат, стропорезов, саперных лопаток на нас не выделялось. Выдали коробку, вернее сказать – пакет, с американским сухим пайком. Не было у нас, простых десантников, пистолетов или толовых шашек, сигнальных фонариков и ракетниц. Может быть, у второй волны десанта и были фонарики, но у нас – точно нет. У каждого имелся вещмешок или плащ-палатка, в которую заворачивали одежду и прочее. Вот все, что я запомнил из снаряжения. Вес нашего «добра» составлял примерно сорок килограмм. Боевой прыжок производили с парашютом ПД-42. Запасной парашют не брали. Прыгали с документами и орденами. Никто не снимал с себя гвардейских значков. Радиорасчет в десанте – это два человека. Мой напарник с рацией РБМ попал в один самолет, а я, с батареями к рации, аккумулятором и шифроблокнотом, в другой. Это была, конечно, ужасная глупость – разделить радиорасчет…Нам сообщили, что бригада будет высажена в районе Пекари-Грушева, в десяти километрах за Днепром, и после этого на земле нам поставят основную боевую задачу. Никаких страховочных вариантов, вроде место сбора в Каневском лесу, мы не получали. При приземлении мы были должны закопать парашюты и идти на место сбора, согласно обусловленным сигналам из ракетниц. Я еще подумал тогда: как же мы без саперных лопаток парашюты закапывать будем? О возможной скорой смерти не думалось. Просто я знал, что она уже близко и ждет меня.
Условный сигнал для сбора во вражеском тылу – серия ракет определенного цвета. Но что с этим получилось, я расскажу позже. У нас не было голосового пароля или специальных опознавательных нашивок на форме. Мне, как радисту, только объяснили, что в случае угрозы пленения я обязан уничтожить шифроблокнот, а потом – себя. Мы, радисты, выучили наизусть все частоты и позывные в бригаде. Все командиры были уверены в успехе десанта! Может быть, поэтому они и не уделили должного внимания опознавательным паролям и сигналам, а мы из-за них так влипли! Утром перед высадкой нас разбили на десантные расчеты, по восемнадцать человек на «дуглас». В этих самолетах было сделано по двери с каждой стороны, и каждая девятка десантников покидал борт со своей стороны. В расчет входил один офицер. Ему в обязанность вменялось следующее: после того, как десантники прыгнут, быть замыкающим и выбросить с самолета два ПДММ (парашютно-десантный мягкий мешок), наполненные боеприпасами, и только после этого прыгнуть самому. Объявили, что прыгать будем с высоты пятьсот метров, интервал времени при прыжке – десять – пятнадцать секунд, один за другим. Видимо, боялись большого рассеивания бойцов при десантировании.
Комбрига Гончарова с нами не оказалось. Вроде бы с нами полетел в первой волне десанта начштаба Красовский. Я был прикреплен к самолету с бортовым номером девять. Когда дали приказ о посадке в самолеты, в десяти метрах от нас находился командир летного полка ГСС Гризодубова, знаменитая летчица довоенной поры. Мы сели и стали ждать наступления темноты. Летчики включили моторы и первые пять самолетов медленно стали выруливать на взлетную полосу… И все… Полетели мы навстречу войне. К нам вышел один из летчиков и произнес: «Ребята, не волнуйтесь. Мы экипаж опытный и район выброски знаем хорошо. Над целью будем через один час и десять минут. Прыгаете по третьему «зуммеру». А пока отдыхайте…»
О чем Вы думали, когда летели к месту десантирования, перед тем как сделать шаг в ночную бездну, навстречу неизвестности?
Когда летели все молчали, многие сидели с закрытыми глазами. Спокойно было, только слышался гул моторов. Страха не испытывали. О чем я думал? Хотите честно? Когда на фронт в эшелоне ехали, с нами в теплушке находился командир батареи, армянин, он оказался последней сволочью. Всю дорогу к фронту он донимал меня антисемитскими речами и анекдотами. Что я мог ему сделать в эшелоне? Он – офицер, да и народу находилось вокруг порядочно. Когда я летел в самолете, я просил Бога, чтобы он дал мне возможность до того момента, как я сам погибну, убить этого командира батареи.
Как я хотел его убить! Ответил вам предельно откровенно… Такая злоба во мне кипела!
А потом был первый «зумер». Все встали. Второй «зумер», третий… И мы прыгнули…
Я вижу, как вам тяжело говорить о десанте. Хотите, сделаем паузу?
Нет, раз уж начали о десанте говорить, то продолжим. Надеюсь, сердце мое выдержит.
Сбросили нас почему-то с высоты около тысячи метров. Когда мы спускались на парашютах с земли, по нам огонь не вели. Упал я в какой-то овраг. Кругом – темень, хоть глаза выколи. Слышу неподалеку лай собак. «Значит, – думаю, – населенный пункт рядом». Натолкнулся на двух десантников с других самолетов. Смотрим друг на друга, ждем сигнала ракетниц. Прошло где-то полчаса. Появились в небе три ракеты. Через минуту такие же три ракеты – слева от нас, потом – справа от нас, а минут через пять со всех сторон в небо летели ракеты того же набора цветов. Впрочем, нельзя было ничего понять – кто их выпускает и где место сбора. Говорю ребятам: «Надо подождать, уж больно все это подозрительно выглядит».
Тогда мы затаились. Никаких звуков стрельбы не слышалось. Затем в небе зазвучал гул самолетов. И тут началось!!! Сотни трассирующих трасс шли вверх. Стало светло как днем. Зенитки «ухают». Над нашими головами разыгралась страшная трагедия… Не знаю, какие найти или подобрать слова, чтобы рассказать вам о том, как все это на самом деле происходило… Мы, конечно, видели весь этот кошмар… Трассеры зажигательных пуль прошивали парашюты. А так как парашюты были все сделаны из капрона и перкали, то они вспыхивали моментально. В небе сразу появились десятки горящих факелов. Так погибали, сгорая, так и не успев принять бой на земле, наши товарищи… Мы видели все… Например, то, как падали два подбитых «дугласа», из которых еще не успели прыгнуть бойцы. Ребята сыпались из самолетов и падали камнем вниз, не имея возможности раскрыть парашют. В двухстах метров от нас врезался в землю ЛИ-2. Мы бросили к самолету, но там никого в живых не оказалось.