Десантура
Шрифт:
– В бригаду!
– Есть, товарищ подполковник!
Старший сержант Подавалов - комвзвода ездовых - нещадно стегнул лошадку по спине. Лошадка мотнула мохнатой головой и потрюхала санями в расположение первой маневренной воздушно...
Лошадка знала, что ее там покормят...
**
– Как жрать-то охота...
– грустно сказал рядовой Ефимов, безуспешно обыскав в очередной раз свой рюкзак.
– Заткнись, а?
– старшина Шамриков плюнул в снег.
– Без тебя тошно.
Странно,
Старшине было полсотни два года. На фоне восемнадцатилетних мальчишек он казался стариком. А вот добился же чтобы его зачислили в десантную бригаду. Он пришел в Монино, где проходили десантники последние свои обучения, своим ходом, прямо из госпиталя. Наплевав на патрули, на предписание, на все на свете - грея на груди письмо, переданное ему в госпиталь из рук в руки, а потому безцензурное:
'Здравствуй, папа! Наконец-то нас отправляют на фронт. Вскорости будем прыгать на головы немцам. Сейчас заканчиваем тренировки. Маме не пиши ничего. Я сам напишу. Мы сейчас в Монино. Прыгаем с парашютами. Извини за почерк. Спешу. Ты-то как? Как рука? Все, бегу, зовут. Твой сын Артем'
Когда старшина прочитал записку, то понял, что должен повидать сына. Полгода на фронте - от Гомеля до Москвы - смерть, кровь и грязь. И Артемка, глупыш, прыгает туда... В эту смерть, кровь и грязь...
Всеми правдами, под угрозой обвинения в дезертирстве, старшина Шамриков добрался до расположения десантников. И уговорил подполковника Тарасова взять его в бригаду.
Как он орал на старшину....
Перестал после одной фразы:
– Товарищ подполковник... Негоже, когда поперек батьки в пекло...
– Старшина, ты сам посуди... Нелегко ведь будет...
– Тарасов чесал в затылке, думая как избавиться от этого крепкого, сильного, но... Но уже не молодого старшины.
Старшина Шамриков помялся, а потом сказал:
– Вона, говорят, девки с вами идут. Нешто, девки меня лучше?
– Девки моложе...
– И глупее.
– Мне, старшина, не ум нужен. А сила и выносливость.
Шамриков шмыгнул носом:
– Ну так спытай...
На всеобщее удивление Шамриков уложился во все нормативы. А по некоторым - укладка парашюта, сборка-разборка 'СВТ' - даже опередил некоторых мальчишек.
А последним аргументом для командования бригады стали слова старшины:
– Вот, кабы, товарищ подполковник, твой сын был бы, так ты думаю вприпрыжку бы побежал за ним...
И Тарасов согласился. Хотя и скрепя сердце...
И вот сейчас старшина Шамриков лежал в снежном окопе - где-то внутри Демянского котла - и выслушивал стоны рядового Ефимова - единственного своего подчиненного из ездового взвода. Смех один. Ездовых на весь батальон - два человека. И без лошадей. Принеси-подай. А вот что ты - штатное расписание! Зато Артемка рядом...
–
– Нету. Вчера вечером с тобой последний сухарь дожрали.
– Куркуль, ты, дядь Вов...
– Ефимов перевернулся на другой бок и подогнул ноги к животу. Так, почему-то, хотелось есть меньше.
– Снег жри, поди полегчает...
– флегматично ответил старшина Шамриков.
– Говорят, скоро продукты сбросят. Вот тогда и пожрешь, как следует.
– Злой, ты, дядя Вова...
– вздохнул Ефимов, снова переворачиваясь на другой бок.
– Ага. Злой. И что?
– Да ничего... Так... Стой, кто идет!
– рядовой подскочил, как смог, выставив перед собой трехлинейку.
– Не ори, а? Иди-ка погуляй...
– Сержант Шамриков прохрустел снегом мимо рядового, откинув рукой штык винтовки Ефимова.
Тот оглянулся на старшину:
– Гуляй, Вася, гуляй...
– Я Сережа!
– воскликнул Ефимов.
– Насрать. Гуляй, боец!
– старшина Шамриков почесал нос. Когда Ефимов скрылся в зарослях, он спросил сына:
– Ну как ты?
– Бать, дай закурить?
– Ты же вроде бросил перед операцией, м?
– Снова начал. Дай закурить, не нуди, а?
– младший Шамриков протянул дрожащую руку к отцу.
– Артемка... Последняя... Сам смотри...
Старшина достал из вещмешка бумажный кулек:
– Ладошки подставь...
Артем сноровисто подставил ковшичком ладони. Старший Шамриков не спеша, аккуратненько, развернул сверток. Затем - так же аккуратно - оторвал кусочек газеты, сложил его пополам, насыпал в него табачные крошки и, лизнув края, свернул цигарочку. Потом не спеша понюхал ее, глубоко вдыхая...
– Бать... Не томи, а?
– Помолчи. Огонь давай, да?
Сержант Шамриков торопливо щелкнул немецкой зажигалкой, подаренной ему старшиной Шамриковым перед выходом бригады в котел.
Дядя Вова глубоко затянулся... Раз... Другой... Потом протянул самокрутку сыну.
– Бля... Хорошо-то как...
– дымом промолвил... Именно промолвил, не сказал, не крикнул, а промолвил, почти шепотом тот.
– Аж голова кругом...
– Жрать небось хочешь?
Артем, ошалело глядя в синее мартовское небо, только кивнул...
– На...
– протянул старший Шамриков сыну сухарь.
– Последний, Артемка.
Тот, опьянённый долгожданным никотином, лениво стал его грызть:
– Вот оно счастье-то... Бать...
– по рукам Артема пробежали иголочки, голова зашумела, пальцы онемели:
– М?
– Почему мне так мало надо? Пара затяжек и сухарь... И я счастлив...
– Блевать не вздумай, счастливый. И чинарик отдай.
– На...
Старший Шамриков осторожно вытащил окурок из рук сына и сделал еще пару пыхов: