Десять дней одни втроем
Шрифт:
— Это не по-товарищески, — сказал папа. — Теперь мы заведем другие порядки. — Он взглянул на часы. — Скажи, Шурик, а на базаре сейчас не перерыв?
— На базаре перерыва не бывает.
— Хотя да, тем лучше. Минуточку, Шурик! Необходимо знать, что творится на свете.
На стене клуба папа увидел газету, запертую в ящик с сеткой, как у крольчатника, устремился к ней и впился глазами.
— Смотри, пожалуйста! — радостно вскричал он, разглядывая первую страницу. — Давно ли начали строить эту гигантскую станцию?! Ты помнишь, ну каких-нибудь лет шесть назад? И вот она уже дала ток Москве. Здорово, верно?
Я кивнула головой, хотя шесть лет назад мне было четыре года и мы с Валёнкой еще и в детский сад не ходили. Я уже сто раз пересмотрела карикатуру, на которой какой-то длинный противный дядька в темных очках ехал, как на тройке, на трех маленьких человечках в цилиндрах, а папа подвинулся только к середине ящика.
— Ну и типы же еще у нас имеются! — покачал он головой и добавил: — Извини, я сейчас, дочитаю фельетон.
Он читал и чему-то посмеивался, а я терпеливо ждала. Но, дочитав фельетон до конца, папа еще принялся за длиннющую статью и медленно, как улитка, стал двигаться вдоль газеты, а я всё жарилась на солнце.
— Минуточку, сейчас… Минутку, Шурик. — И вдруг папу будто укололи. — Ну, посмотри! Во Франции опять правительственный кризис. Как тебе это понравится?!
Мне это нисколько не нравилось. Я была уже готова заплакать от скуки, только крепилась. А папа вдруг принялся оглядывать всю газету сверху вниз. Наконец, он заглянул в самый крайний угол ящика, пробурчал: «Так, понятно, «Зенит» опять продул», — и, взяв меня за руку, пошел прочь от газеты.
Когда мы пришли на базар, папа спросил:
— Ну, что нам надо? Что покупала мама?
— Она всегда покупала на два дня.
— Мы будем перенимать опыт. Прежде всего, нам нужна, я думаю, картошка.
— Картошечки, картошечки, хозяин! — приглашала дочерна загорелая женщина, перед которой лежала куча землистого картофеля.
— По-моему, мелковата, как ты думаешь? — Папа посмотрел на меня.
Но толстуху уже перебивал маленький седенький старичок в военной фуражке без звезды.
— Ах, хороша, ах, хороша! Не картошка — яблочко сам бы ел, да деньги нужны. Берите, гражданин, — приглашал он папу.
— Пожалуй, слишком крупна, а? — задумался папа.
Старичок обиделся и сразу стал называть папу на «ты».
— Ну, иди, иди, найди лучше, — ворчал он.
Мы купили картошки и еще три связки кореньев. Папа очень удивился, до чего дешевы коренья, и потому мы их купили сразу три связки.
— Теперь мяса, — сказал папа.
Мы пошли в магазин. Там на прилавке под стеклом лежали куски мяса, но почему-то никто из хозяек, которые были в магазине, его не брал.
— Что, неважное мясо? — спросил, папа у одной старушки.
— Это не мясо. Это свинина, — ответила старушка.
— Понятно, — кивнул головой папа. Но, по-моему, он не очень-то понял, почему это свинина — не мясо. И вдруг папа воскликнул:
— Шурик, идея! Давай возьмем гуся. Смотри, какие симпатичные гуси! Купим гуся, соорудим рассольник, а на второе — гусь с картошкой… Чем плохо? Приличные ли гуси, дорогой товарищ? — спросил он у продавца.
— Выдающиеся гуси. Гуси первой категории, — отвечал он. — Вам покрупнее?
— Да так, нормального. Вы, как специалист, лучше разберетесь.
— Вот видный гусак, — продавец выхватил из кучи самого большого гуся, звонко похлопал его ладонью по пузу и, не дожидаясь папиного согласия, бросил на весы. — Всего — ничего… Без малого четыре килограммчика. — Он вынул из-за уха карандашик и стал считать, сколько нам нужно платить.
— М-да… — задумчиво промычал папа, но было уже поздно. Не мог же папа заставлять продавца вешать ему другого гуся. Он отправился платить в кассу, и вскоре мы, с трудом затолкав гуся в сумку, двинулись к дому.
Дома я надела мамин прозрачный фартучек, а папа разделся до пояса, и мы стали готовить обед. Сперва мы решили начистить картошки. Пока мы ее чистили, папа рассказывал про то, как у них на войне был солдат, который замечательно чистил картошку. Потом он еще рассказал про кашевара, который варил для их роты такую удивительную пшенную кашу, что казалось, будто она с мясом. Папа увлекся, и я заслушалась, потому что было очень интересно слушать разные истории про войну. Но когда мы посмотрели, то увидели, что шелухи набрался полный таз, а картошки — едва кастрюлька.
— М-да, — покачал головой папа. — Потери великоваты. — Он, как редкий камень, со всех сторон оглядел очищенную им картофелину, от которой не осталось и половины. — Ничего. Зато качество отличное. В общем, нам хватит.
Мы покончили с картошкой и взялись за гуся. Папа отрезал ему голову с шеей и лапы и хотел их выбросить, но я сказала, что мама варит рассольник с лапами.
— Ты в этом уверена? — спросил папа.
— Я видела.
— Ну хорошо, под твою ответственность…
Папа отодвинул лапы и голову в сторону, и мы стали искать подходящую кастрюлю. Мы выбрали самую большую и хотели положить в нее гуся, но гусь оказался слишком велик. Папа хотел затолкать гуся силой. Папа вспотел и тяжело дышал, но гусь всё равно не влезал в кастрюлю. Вдруг папа выпрямился и посмотрел на часы:
— Без двадцати три! Еще есть время. — Папа схватил веревочку и приложил к гусю, меряя его длину. Потом он завязал узелок и воскликнул:
— Скорей, за мной, Шурик!.. Мы еще успеем! Тут он накинул рубашку и, застегивая ее на ходу, бросился на улицу. Я побежала за ним. Мы понеслись в сторону рынка. Я едва поспевала за папой.
— Шурик, ты знаешь, где там посудная лавка? — крикнул на бегу папа.
— Она не там, она в другой стороне, возле станции! — прокричала я в ответ.
— Скорее! Показывай где.