Десять дней в сумасшедшем доме
Шрифт:
— Что я могу сделать? — ответил он. — Я вношу предложения, пока не истощу свой разум, но чем это может помочь? Что бы вы сделали? — повернулся он ко мне, признанной сумасшедшей.
— Что ж, я бы настояла на том, чтобы замки были связаны между собой, как я видела в некоторых зданиях, так, чтобы с поворотом рукоятки в конце коридора можно было отпереть или запереть все двери на одной стороне. Тогда появился бы шанс на спасение. Сейчас, когда каждая дверь запирается отдельно, ни малейшей надежды нет.
Доктор Ингрэм повернулся ко мне с тревогой на его добром лице и спросил медленно:
— Нелли Браун, в каком учреждении вас держали, прежде чем поместили сюда?
— Ни в каком. Я никогда не содержалась ни в каком учреждении, исключая пансион.
— Тогда
Я видела их в новой Западной исправительной колонии в Питтсбурге, но я не решилась признаться в этом. Я просто ответила:
— О, я видела их в одном месте, где я была… я имею в виду, которое я посещала.
— Есть только одно место, известное мне, где имеются такие замки, — сказал он печально. — И это — Синг-Синг.
С его точки зрения, вывод напрашивался сам собой. Я искренне посмеялась над этим неявным подозрением и попыталась уверить его, что я никогда до сегодняшнего дня не была заключенной в Синг-Синге и даже не посещала эту тюрьму.
Когда уже забрезжил рассвет, мне удалось задремать. Но прошло немного времени, и меня грубо разбудили и велели вставать, окно было открыто, и меня заставили снять белье. Мои волосы все еще были мокрыми, и все тело болело так, словно я страдала ревматизмом. На пол передо мной бросили какую-то одежду и приказали мне надеть ее. Я попросила вернуть мою собственную, но мисс Грэйди, старшая сестра, ответила, что я должна брать то, что дают, и вести себя смирно. Я осмотрела одежду. Одна нижняя юбка из грубого темного хлопка и дешевое платье из белого ситца с черным пятном на нем. Я справилась с завязками юбки и натянула короткое платье. Оно было сделано, как и все те, что носили пациентки, из прямой прилегающей блузы, пришитой к простой юбке. Застегивая блузу, я заметила, что нижняя юбка почти на шесть дюймов длиннее верхней, села обратно на кровать и засмеялась, представив себя со стороны. Еще ни одна женщина так не мечтала о зеркале, как я в тот момент.
Я увидела, как другие пациентки идут куда-то по коридору, и решила не упускать ничего, что может происходить. Подсчет показал, что в шестом отделении находится сорок пять пациенток, и нас отправили в ванную, где было два грубых полотенца. Я видела, как больные с весьма опасными нарывами на лице вытирались этими полотенцами, а затем женщинам с чистой кожей приходилось пользоваться ими же. Я подошла к ванне, сполоснула лицо водой из-под крана, и моя нижняя юбка послужила мне полотенцем.
Прежде чем я покончила с умыванием, в ванную притащили скамью. Мисс Грюп и мисс МакКартен взяли в руки расчески. Нам велели сесть на скамью, и волосы сорока пяти пациенток были причесаны одной больной и двумя медсестрами при помощи шести расчесок. Увидев, как расчесывают женщин с язвами на голове, я подумала, что это еще одна вещь, на которую я не подписывалась. У мисс Тилли Мэйард была своя расческа, но мисс Грэйди забрала ее. О, это расчесывание! Я никогда прежде не понимала, что означает выражение «Я тебя причешу!», но теперь я знала. Мои волосы, спутанные и влажные со вчерашнего вечера, тянули и дергали, и после бесполезных возражений я сжала зубы и вытерпела боль. Мне отказались возвращать шпильки, и мои волосы заплели в одну косу, перевязанную лентой из красного хлопка. Моя кудрявая челка не пожелала зачесываться назад, так что хотя бы она осталась от моей прежней красоты.
После этого мы перешли в общую комнату, и я стала искать своих знакомых. Сначала я вглядывалась безуспешно, не в силах отличить их от других пациенток, но наконец я опознала мисс Мэйард по ее коротким волосам.
— Как вам спалось после холодной ванны?
— Я почти замерзла насмерть, и шум совсем не давал мне уснуть. Это ужасно! Мои нервы были расстроены еще до того, как я оказалась здесь, и я боюсь, что не смогу выдержать это напряжение.
Я сделала все, что могла, чтобы приободрить ее. Я попросила медсестер дать нам побольше одежды, хотя бы столько, сколько женщинам полагается носить по правилам приличия,
Нас заставили подняться в 5:30 утра, а в 7:15 нам приказали собраться в коридоре, где все то же ожидание, что и предыдущим вечером, повторилось в точности. Когда мы наконец попали в столовую, мы обнаружили там чашку холодного чая, кусок хлеба с маслом и миску овсянки с черной патокой для каждой пациентки. Я была голодна, но еда просто не шла в горло. Я попросила, чтобы мне дали хлеб без масла, и получила его. Я не могу назвать никакой пищи столь же грязного черного цвета. Кусок был твердым и в некоторых местах состоял просто из сухого теста. Я обнаружила внутри паука, так что не стала есть его. Я попробовала овсянку с патокой, но она была ужасна, и мне осталось лишь пытаться, хотя и без особого успеха, насытить себя чаем.
Затем мы вернулись в общую комнату, и нескольким женщинам приказали заправлять постели, другим пациенткам поручили мытье пола, и остальные получили разные задания, входящие в уборку отделения. Это не работницы поддерживают чистоту в учреждении для удобства несчастных больных, как я всегда полагала, а сами пациенты, которые занимаются даже уборкой кроватей медсестер и уходом за их одеждой.
Около 9:30 новые пациентки, к числу которых относилась и я, были отведены на осмотр к доктору. Мои легкие и сердце были прослушаны кокетливым молодым врачом, который первым осматривал нас в день прибытия. Записи вел, если я не ошибаюсь, доктор Ингрэм, ассистент заведующего. После нескольких вопросов мне позволили вернуться в общую комнату.
Я увидела там мисс Грэйди с моей тетрадью и карандашом, купленными специально для записей в приюте.
— Я хочу, чтобы мне вернули тетрадь и карандаш, — сказала я искренне. — Они помогают мне запоминать вещи.
Я очень нуждалась в возможности записывать происходящее и расстроилась, когда она ответила:
— Тебе не позволено распоряжаться ими, так что заткнись.
Через несколько дней я спросила доктора Ингрэма, нельзя ли вернуть мне мои вещи, и он обещал обдумать эту просьбу. Когда я снова напомнила об этом, он сказал, что, по словам мисс Грэйди, у меня была только тетрадь и никакого карандаша. Рассердившись, я настояла на том, что у меня был карандаш, но мне лишь посоветовали бороться с выдумками моего больного разума.
Когда пациентки завершили уборку, нам велели выйти в коридор и надеть накидки и шляпы для прогулки, так как погода была хороша, но все же было холодно. Несчастные больные! Как жаждали они получить хоть глоток свежего воздуха, хотя бы на минуту вырваться из своей тюрьмы. Они стремительно направились в коридор и начали спорить друг с другом за шляпы. Какие это были шляпы!
Глава 12
Прогулка с безумцами
Я никогда не забуду свою первую прогулку. Когда все пациентки надели белые соломенные шляпы, какие носят купальщики на Кони-Айленд, я не могла не посмеяться над их комичным внешним видом. Невозможно было отличить их друг от друга. Я потеряла мисс Невилл, и мне пришлось снять свою шляпу, чтобы оглядеться в поисках ее. Когда мы нашли друг друга, мы вновь надели шляпы и засмеялись. Все выстроились в колонну по двое, и, охраняемые санитарами, мы через черный ход вышли на прогулку.
Мы сделали лишь несколько шагов, когда я увидела на всех дорожках длинные колонны женщин, ведомых медсестрами. Как много их было! Куда я ни смотрела, везде были они — в странных платьях, смешных соломенных шляпах и накидках, медленно идущие вперед. Я взволнованно оглядывала проходящие мимо ряды, и страх овладел мной от этого зрелища. Их глаза были пусты, лица лишены выражения, и они бормотали что-то бессмысленное. Одна группа прошла мимо нас, и по их запаху, как и по их виду, я поняла, что они ужасно грязны.