Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию (Перевод Лосевой Н., Ворониной А.)
Шрифт:
Укладывание груза не отняло много времени и не потребовало особого труда — достаточно было лишь равномерно разложить тючки с золотом на плоском дне лодки, чтобы не нарушить ее осадку.
Рыжий Опоссум, отправив часть соплеменников в деревню, взял с собой двух сыновей и двадцать лучших воинов: он никак не мог заставить себя расстаться с нами и решил проводить как можно дальше, снабжая едой в незнакомой местности.
Всем, кто возвратился в деревню, мы подарили топоры, ножи, одежду и сохранившиеся безделушки — жалкие остатки былого богатства. Аборигены были очень довольны. Но больше всех обрадовались туземные девушки, получив на память полдюжины маленьких карманных зеркалец.
Мисс Мери и Келли удобно расположились под небольшой занавеской, натянутой
От залива Карпентария нас отделяет три с половиной градуса. Рассчитываем пройти это расстояние самое большее за пятнадцать дней. В реке полно всевозможной рыбы, а в прибрежных лесах — опоссумов и кенгуру, так что отличное жаркое гарантировано. Жаловаться особенно не на что. Единственное, — с тех пор как мы вступили в жаркий пояс, духота еще больше усилилась. Подчас она просто мучительна.
Пришел печальный момент расставания. Джо надо возвращаться к своим соплеменникам. Этот замечательный человек в глубокой печали. Он трогательно прощается с детьми своего умершего друга. Старый дикарь-европеец рыдает как ребенок. У Эдварда, Ричарда и их сестры глаза полны слез.
— Джо, дорогой Джо, — говорит сэр Рид, сжимая руки МакНайта, — мы еще свидимся, клянусь! Я буду помощником в вашей благородной миссии. Дети меня поддержат. Благодаря своему отцу и вам они теперь богаты и никогда не забудут ни Рыжего Опоссума, ни его племени. Не пройдет и года, как мы пригоним сюда стада быков, овец, табун лошадей, доставим земледельческие орудия для обработки полей и в скором будущем аборигены, надеюсь, смогут окончательно побороть голод. Не прощаюсь, Джо, а говорю «до свидания»!
Наконец Австралия пересечена с юга на север!
Крики радости вырываются при виде парохода, стоящего на якоре в естественной бухточке меньше чем в четырех кабельтовых от берега. Герр Шеффер — человек слова.
Едва только мы показались в виду судна, как с него спустили шлюпку. Матросы в ней приветствуют нас оглушительным «ура!». Высокий мужчина с грубым загорелым лицом и живыми глазами, типичный моряк, ловко спрыгивает на землю и представляется. Это капитан «Уильяма» — корабля, который должен доставить нас домой. Строго придерживаясь инструкций, переданных по телеграфу из Барроу-Крик в Порт-Деннисон, судно выбросило для быстроты хода балласт и прибыло к месту встречи, указанному немцем, на четыре дня раньше срока.
Любезное предложение подняться на борт парохода, чтобы оговорить условия погрузки, немедленно принято, и вот сэр Рид, майор, Эдвард, МакКроули, Робартс и я, короче говоря, генеральный штаб экспедиции — на палубе «Уильяма». Капитан принимает нас с исключительным радушием и быстро заключает сделку со скваттером. Тот платит не торгуясь.
После превосходного завтрака с отличным вином, который мы поглотили с величайшим аппетитом, осматриваем судно сверху донизу. Везде царят безупречный порядок и идеальная чистота. Капитан демонстрирует все до мелочей. Визит заканчивается у пушки, заряжаемой с казенной части. Ее присутствие на борту успокаивает нас, поскольку возможна встреча с пиратами.
Итак, все отлично, и мы возвращаемся к своим товарищам, восхищенные увиденным. В последнюю ночь перед плаванием никто не смыкает глаз.
На следующее утро шлюпка с парохода вновь пристает к берегу, и начинается ритмичная перевозка и погрузка сокровища. Герр Шеффер находится на борту «Уильяма», наблюдая за прибытием тючков, и поскольку команда судна достаточно многочисленна — двадцать человек, не считая тех, кто работает в машинном отделении, — операция происходит с невероятной быстротой. Шести ездок шлюпки должно хватить, чтобы перевезти три тысячи и несколько сот килограммов золота. Матросам по окончании работы обещан двойной рацион, и эта перспектива еще больше подгоняет морских волков. Наша бедная лодка, освобожденная от ценного груза, танцует на волнах у самого берега. Вытаскиваем ее на песок со всей оснасткой и переворачиваем
Но нет! Это — немыслимо! Можно сойти с ума! Шлюпка с «Уильяма» прижимается к пароходу, и шесть матросов в мгновение ока поднимаются на борт. Звучит свисток. Якорные цепи сбрасываются через клюзы в море. Вздымая пену, закрутился корабельный винт, и судно стало удаляться со скоростью морской птицы. А мы… мы остаемся на берегу, бессильные что-либо предпринять.
Раздаются возгласы ярости и отчаяния. Нас не только обокрали, но и вероломно бросили без малейших запасов провизии. Выхватываем оружие и стреляем по бандитам. Бесполезно! Никого из негодяев на палубе нет, пули со свистом отскакивают от нее, не причиняя никакого вреда. И последняя наглая бравада мерзавцев: английский стяг, реявший над кормой корабля, скользит вниз по фалу [135] , и на гафель [136] бизань-мачты поднимается кусок черной материи. Это пиратский флаг!
135
Фал — снасть, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, флаги и проч.
136
Гафель — рея, прикрепленная одним концом к верхней части мачты сзади нее, а другим — подвешенная под углом к ней, служит для крепления верхней кромки паруса и других целей.
А где Шеффер?
Остался на пароходе, подлец!
Хотя пиратам и нет нужды опасаться нас, они тем не менее еще больше увеличивают скорость; пароход удаляется. Все кончено.
И тогда к сэру Риду, хладнокровно обдумывающему последствия бедствия, подходит один из путников, смертельно бледный, спотыкающийся, как пьяный, с блуждающим взором. Это — ганноверец, сопровождавший Шеффера.
— Убейте меня! — бормочет он прерывающимся голосом. — Я жалкий человек, не достойный сожаления. Убейте меня из милости, иначе — покончу с собой сам.
Изменник уже приставил револьвер ко лбу, но майор выбивает оружие из его рук.
— Герман, вы предали своего благодетеля, помогли разорить наших детей! Вы подвергли опасности самое наше существование! Но я все прощаю. Пусть угрызения совести будут для вас самым тяжким наказанием.
— Но вы еще не знаете, что Шеффер, сообщник и самый преданный друг главаря пиратов, уже давно придумал эту аферу. Помните его исчезновение, объясненное охотой на казуаров? На самом деле, загнав лошадь, он примчался в отделение телеграфа, чтобы связаться с «капитаном» и обсудить, как вас ограбить…
Выслушав Германа, я сразу вспомнил свои подозрения при виде взмыленной лошади Шеффера. Оказывается, недаром мне хотелось тогда размозжить голову негодяю.
— Когда же вы, сэр Рид, — продолжал ганноверец, — послали нас в Барроу-Крик, пирату было сообщено, что экспедиция завершается и надо спешно выходить в море. Но поскольку Шеффер боялся разоблачения со стороны товарищей, он не остановился перед убийством.
У нас вырвались крики ужаса и негодования.
— Да, господа, — признавался несчастный вне себя от горя, — именно этот человек подло перерезал горло трем своим спутникам во время сна, а меня пощадил только затем, чтобы был хоть один свидетель «нападения туземцев». Никаких аборигенов мы не встречали, а рану на лбу я нанес себе сам, чтобы придать больше правдоподобия лжи… Теперь вы видите, я не заслуживаю никакого прощения!..