Десять мужчин
Шрифт:
Мне никогда не отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала. Если бы не ты, у меня не было бы такой замечательной свадьбы. Ни о чем подобном я и мечтать не смела. Надеюсь, я буду такой же преданной и любящей женой, как ты, — ведь в этом и таится истинное счастье.
Мне кажется, я попала в рай! Гостиница очень красивая, и, по-моему, к роскоши легко привыкнуть! Жаль, что мы не можем себе позволить больше одной ночи, зато она стала для меня приятным сюрпризом. Скоро начинаются занятия в интернате, так что нашему
Скоро еще напишу.
Люблю, целую.
В качестве заместителя заведующего пансионом мой муж присматривал за мальчиками, которые учились и жили в интернате «Соун-Хаус». Под семейное гнездышко нам отвели квартиру в доме неоклассического стиля, венчавшем холм над морем. Он произвел на меня сильное впечатление, когда таксист высадил нас у ворот. Круглыми глазами я уставилась на внушительное здание, перевела взгляд на мглистый морской пейзаж. Мои мечты воплотились в жизнь, все разом и в одночасье.
— Нам сюда.
Подхватив чемоданы, мой муж зашагал в обход дома, во двор, где в нишах под слепыми окнами ютились мусорные баки и старые велосипеды. Мы открыли заднюю дверь, миновали кухню для мальчиков, преодолели два пролета винтовой каменной лестницы и двинулись дальше, через пожарный выход, по узкому коридору. Я терялась в догадках, что нам понадобилось в этих мрачных закоулках, как вдруг Учитель, подхватив меня на руки, перенес через порог крохотной квартирки.
— Вот мы и дома! — сказал он, опуская меня на пол.
«Домом» оказалась пристройка шестидесятых годов над кухней для мальчиков. Прихожую устилал ковер, сильно смахивавший на утеплитель для полов (чем он, скорее всего, и был), угловая дверь вела в туалетную кабинку с навечно поднятым черным пластмассовым сиденьем, треснутым унитазом и розовой подстилкой перед умывальником.
— Красотой не блещет, зато удобно, все рядом, — сказал мой муж, демонстрируя тесные комнатенки с окнами на плоскую крышу кухни.
— Точно, — согласилась я, пытаясь скрыть разочарование.
— Наш зав не хочет, чтобы я тут рассиживался. Говорит, мое место рядом с мальчишками.
Окрашенная в фирменную синеву шестидесятых, кухня освещалась одинокой голой лампочкой, а подъемное окно нечем было задернуть, чтобы отгородиться от вида мусорных баков. Глубокую трещину в стене над раковиной наполовину скрывал постер с блаженным ликом Оливии Ньютон-Джон, поневоле исполнявшей здесь роль святой покровительницы стирки.
Спальня в конце коридора вдохновения не добавляла: одинарная кровать, над ней опять постер — с Брюсом Ли, — и опять окно без штор.
— Нас любой может увидеть, — посетовала я, глядя в окно на крышу кухни и сарай во дворе.
— Скоро привыкнешь.
— Вряд ли.
Мы притащили из лазарета вторую кровать и, приставив к уже имеющейся, слепили шаткое подобие брачного ложа; обнаруженные в кладовке шторы, кое-как очищенные от паутины, прикрыли окно спальни. Все горизонтальные поверхности в комнате были покрыты изрядным слоем пыли и уставлены снимками мальчишек, державших спортивные трофеи. Такие же призовые кубки — с выгравированными именами победителей или еще ждущие своих хозяев — вкупе все с той же пылью занимали подоконник в прихожей. Сушильный шкаф был забит спортивным инвентарем и мячами всех сортов — для регби, крикета, футбола, хоккея, тенниса, водного поло, сквоша, волейбола. Словом, для меня места в квартире практически не оставалось.
— Только не проси все это вытаскивать, — предупредил мой муж, наблюдая, как я вываливаю содержимое шкафа на пол.
— Что делать с мячами?
— С мячами я сам разберусь. Как насчет чаю?
С чашками в руках мы устроили экскурсию по «Соун-Хаус». Вне стен крохотной квартирки я вздохнула с облегчением. Мы заглянули в просторную игровую с бильярдным столом, в телевизионную комнату со множеством колченогих стульев и в светлую столовую с высокими окнами, выходившими на крикетную площадку. Глянцевые портреты звезд спорта и красоток в мокрых футболках отличали в остальном идентичные детские спальни. На самом верхнем этаже находился кабинет моего мужа.
— Вот здесь я провожу дни напролет, — сказал Учитель, распахивая дверь.
И неудивительно: панорама города и моря изо всех окон, письменный стол, мягкий диван и настоящий камин. В сравнении с кабинетом холостяцкая квартира могла лишь наводить тоску.
У нас было четыре дня на то, чтобы устроиться по-семейному, но возвращение с каникул семи десятков мальчишек страшило меня куда меньше, чем перспектива обеда у заведующего пансионом и его жены.
— Как мне одеться? — спросила я у мужа.
— По-взрослому и, главное, побыстрее, чтоб не опоздать.
За десять минут до назначенного времени я все еще копалась в одежках, разбросанных на кровати.
— Смахивает на блошиный рынок, — заметил Учитель.
— Мне нужен шкаф. — Я натянула мини-юбку из твида и черную водолазку, расчесала влажные волосы. — А где твой фен?
— Мужчины не пользуются феном. Ну же, пойдем. Терпеть не могу опаздывать.
Я наскоро стянула волосы в пучок, и мы бегом помчались к заву, чья квартира занимала целое крыло главного корпуса «Соун-Хаус». Из гигантской, обшитой деревом прихожей изящная деревянная лестница вела к четырем спальням на втором этаже, то есть вровень с нашей конурой, но по другую сторону пожарного выхода, а по сути в совершенно другом мире.
Глава пансиона вышел приветствовать нас из кухни. Маленький, бородатый и лысый, Эрик был с ног до головы в темно-синем, с поблескивающими серебром «молниями», замочки которых болтались на карманах его кримпленовых брюк. Без особых церемоний он засеменил впереди нас в элегантную гостиную: пылающий в камине огонь, персидские ковры, уютные диванчики, изящные китайские лампы. В углу комнаты, спиной к нам, его жена Хельга наполняла блюдо орехами и звучно жевала те же орехи. Нас она не замечала, и Эрик, сообщая о прибытии гостей, хлопнул по обращенному к нам заду жены. Хельга выпрямилась и обернулась, пунцовея.