Десять причин для любви
Шрифт:
— Кажется, мой суп бы чересчур горячим, — сказала она, бросив быстрый и красноречивый взгляд на Себастьяна. Он вернул его и слегка облизнул губы.
— Мисс Уинслоу? — снова спросил Эдвард, полный тревоги.
— Со мной все в порядке, — резко ответила она.
Себастьян хмыкнул.
— Попробуйте рыбу.
— С удовольствием, — улыбнулся Себастьян леди Миллисент. Он взял ломтик лососины, которая действительно оказалась очень вкусной — леди Миллисент, очевидно, неплохо разбиралась в рыбе, — и вновь исподтишка посмотрел на Аннабел, которая выглядела так, словно
Себастьян пнул его ногой под столом.
Эдвард круто обернулся и посмотрел на него.
— Что-то не так, мистер Валентайн? — спросила Аннабел.
— У моего кузена, — спохватился тот, — необычайно длинные ноги.
— Он вас пнул? — Она торопливо повернулась к Себастьяну.
«Ты его пнул?» — одними губами выговорила она, взглянув на Себа.
Тот откусил еще немного рыбы. Она вновь повернулась к Эдварду:
— Что за странная фантазия?
Эдвард покраснел до кончиков ушей. Себастьян решил предоставить Аннабел самой догадаться, в чем дело. Она бросила ему хмурый взгляд, на который он отозвался вопросом:
— В чем дело, мисс Уинслоу?
— Вы говорили со мной? — неожиданно вклинилась в их разговор старушка.
— Мисс Уинслоу заинтересовалась, что за рыбу мы едим, — солгал Себастьян.
Леди Миллисент посмотрела на Аннабел как на полную идиотку и пробормотала что-то невнятное. Он подумал, что она сказала «лосось», но, возможно, это было «мясо». Не ужели его соседка права?
Он опустил глаза на свою тарелку, чтобы удостовериться, что знает каждую мясную субстанцию на ней, и только затем, успокоившись, что все вроде бы выглядит как должно, положил в рот очередной кусочек.
— Хорошая говядина, — сказала леди Миллисент, подталкивая его под руку локтем.
Он улыбнулся и кивнул, обрадованный тем, что она наконец заговорила негромким голосом.
— Надо бы взять еще. Лучшее блюдо на столе.
Себастьян не был в этом уверен, но…
— Где говядина?
У Себастьяна чуть не лопнула барабанная перепонка.
Леди Миллисент изгибала шею, глядя туда и сюда. Она открыла рот, чтобы вновь испустить свой оглушительный вопль, но Себастьян поднял руку, призывая ее к молчанию, и махнул рукой слуге.
— Еще говядины даме, — попросил он.
Слуга со страдальческим видом объяснил, что говядины больше не осталось.
— Не могли бы вы подать ей что-нибудь внешне похожее на говядину?
— У нас имеется утка в таком же соусе.
— Господи, только не это! — Себастьян понятия не имел, как выглядит сыпь, о которой давеча говорила леди Миллисент, и сколько времени потребуется, чтобы она проявилась, но искренне надеялся, что ему не придется это узнать.
Широким жестом он указал куда-то на дальний конец стола, пробормотал что-то насчет говядины, и когда она повернулась туда, быстро переложил остаток этого блюда со своей тарелки к ней.
Не узрев вдали ничего похожего на любимое кушанье, леди Миллисент с раздраженным видом обернулась к нему, но Себастьян поспешно предвосхитил ее тираду:
— Они нашли для вас последнюю порцию.
Она довольно буркнула что-то и занялась едой. Себ рискнул бросить взгляд на Аннабел, которая удивленно наблюдала за происходящим.
Теперь она улыбалась, всем своим видом показывая, что находится в прекрасном расположении духа.
Себастьян подумал, что все леди, которых он встречал в Лондоне, взирали бы на этот небольшой эпизод с ужасом или отвращением или, если у них было чувство юмора, сдерживали бы улыбки, кусая губы или прикрывая рот салфеткой.
Но не Аннабел. Она улыбалась так же, как смеялась: широко, с озорными искорками в глазах. Ее серо-зеленые глаза, цвет которых притушила вечернее освещение, сверкали.
Он вдруг осознал — прямо здесь, за плотно уставленным фарфором и серебром столом леди Челлис, — что никогда не сможет жить без нее. Она была такой красивой, такой великолепно-женственной, что у него буквально перехватило дыхание. Ее лицо с овалом сердечком и ротиком, который выглядел так, словно всегда хотел улыбаться, ее кожа, не такая белоснежная, как требовала мода, идеально ей соответствовала. Она выглядела здоровой и слегка обветренной, «поцелованной ветром».
Она относилась к тому типу женщин, которых мужчина хочет видеть, чтобы считать себя счастливым человеком. Нет, вернее, она была именно той женщиной, к которой он хотел приходить домой. Он попросил ее стать его женой… Но почему? Он едва ли мог четко обосновать. Она ему нравилась, он ее… вожделел, и — Бог свидетель — он всегда любил спасать женщин, нуждающихся в спасении. И он никогда не предлагал ни одной из них выйти за него замуж.
Неужели его сердце знало то, что не хотел осознать его разум?
Он ее любил.
Он ее обожал.
Он хотел каждую ночь забираться к ней в постель и заниматься любовью так, словно завтра никогда не наступит… хотел каждое утро просыпаться в ее объятиях, отдохнувший и удовлетворенный, готовый посвятить себя единственно стоящему делу: заставлять ее улыбаться.
Он поднес стакан к губам и улыбнулся. Мерцающий свет свечей играл в хрустале и серебре, украшавших стол. Себастьян Грей был счастлив.
По окончании трапезы дамы удалились, чтобы мужчины могли спокойно насладиться своим портвейном. Аннабел отыскала Луизу, которая была принуждена сидеть во главе стола рядом с лордом Ньюбери, и они рука об руку направились в гостиную.
— Леди Челлис сказала, что мы должны читать, писать и вышивать, пока мужчины не присоединятся к нам, — сообщила Луиза.
— Ты захватила с собой вышивание?
Луиза поморщилась:
— Она сказала, что предоставит нам такую возможность.
— Теперь проясняется истинная цель этого приглашения, — сухо откликнулась Аннабел. — К моменту нашего возвращения в Лондон у леди Челлис будет новый набор наволочек для подушек.
Луиза хихикнула и заметила:
— Я намерена попросить кого-нибудь принести мне мою книжку. Могу попросить и для тебя.