Десять сталинских ударов
Шрифт:
1-й Украинский фронт перешел в наступление 26 января. Бои на участке прорыва носили упорный характер. Особенно сильное огневое сопротивление встретили войска 40-й и 6-й танковой армий, которая применялась в первом эшелоне. К исходу дня они продвинулись только на 2–5 км. При этом потери 6-й танковой армии составили 59 танков и САУ. Соединениям 27-й армии генерал-лейтенанта С.Г. Трофименко удалось продвинуться за день на 8–12 км. Трем советским армиям противостояли три немецкие пехотные дивизии.
На второй день войска 1-го Украинского фронта, используя успех 27-й армии, продвинулись до 10 км на правом фланге и до 25 км на левом фланге участка прорыва. Тактическая оборона
Таким образом, на четвертый день операции танковые армии 1-го и 2-го Украинских фронтов перерезали все пути, связывавшие корсунь-шевченковскую группировку противника с основными силами.
В кольце оказались управления 11-го и 42-го армейских корпусов, 4 пехотные, 1 танковая дивизии, корпусная группа «Б», бригада СС «Валлония», 3 дивизиона штурмовых орудий и прорвавшийся с юга прямо в «котел» полк 14-й танковой дивизии, отдельные подразделения других частей. Численность окруженной группировки, по советским данным, достигала 80 000 человек, на ее вооружении имелось 1600 орудий и минометов, до 230 танков и штурмовых орудий. По мнению немецких авторов, в окружении оказались около 56 000 солдат и офицеров.
Командование окруженными войсками принял командир 11-го армейского корпуса генерал артиллерии Вильгельм Штеммерман, который, как в свое время Паулюс, получил приказ Гитлера не оставлять последний участок Днепра.
Такую чудную картинку застал едва прилетевший из Ставки фюрера Манштейн. Снова предстояло предпринимать «пожарные» меры. Окружение советскими войсками в районе Корсунь-Шевченковского большой немецкой группировки заставило германское командование прекратить контрудары восточнее Винницы и севернее Умани, а все танковые дивизии бросить для спасения окруженных войск.
1-я танковая армия получила приказ вывести из боя 3-й танковый корпус генерала Брайта и перебросить его дивизии — 16-ю, 17-ю и «Адольф Гитлер» — в район кризиса. При первой же возможности за ними должна была последовать 1-я танковая дивизия. Генералу Вёлеру ставилась задача сосредоточить у места прорыва 47-й танковый корпус Формана. Оба корпуса должны были нанести согласованные удары с запада и юга по советским войскам. Однако немцы не смогли быстро сосредоточить все назначенные силы. Танковая группировка 8-й армии начала наносить контрудары по войскам 2-го Украинского фронта с 1 февраля, а ударную группировку в полосе 1-й танковой армии удалось собрать только к 11 февраля.
А пока в немецкой обороне зияла абсолютно ничем не прикрытая 95-километровая брешь. Манштейн с ужасом ожидал того, что, как ему казалось, напрашивалось само собой: мощного удара, рассекающего фронт до границ Румынии и приводящего к уничтожению всего южного фланга. Однако русские решили довольствоваться малым и «вцепились в мешок». Немецкие авторы и после войны приходили в недоумение:
«До сего дня не получено удовлетворительного ответа на вопрос, почему зимой 1943/44 года Ставка и, в частности, маршал Жуков и генерал армии Конев пропустили между пальцев уникальный шанс уничтожить немецкий южный фронт западнее Днепра. Переоценили силы немцев? Или недооценили ситуацию в мешке? Какой бы ни была причина — Конев и Жуков предпочли менее серьезное решение и сконцентрировали всю силу шести, а впоследствии семи армий, включая две первоклассные танковые армии и несколько отдельных танковых корпусов, на ликвидации шести с половиной немецких дивизий. Неэкономное усилие и постижимое только при предположении, что русские имели абсолютно превратное представление о силах немцев внутри мешка. Все свидетельствует о том, что советская операция строилась на простой, но
Немцы успокоились лишь 31 января, узнав из радиоперехвата, что противник производит минирование прорыва.
3 февраля соединения 27-й, 4-й гвардейской армий и 5-го гвардейского кавалерийского корпуса образовали сплошной внутренний фронт окружения.
Для создания внешнего фронта использовались танковые армии Ротмистрова и Кравченко. В короткие сроки они создали на удалении 15–25 км от внутреннего фронта достаточно прочную противотанковую оборону. Танковые армии занимали оборону на фронте 50–60 км, танковые и механизированные корпуса — 18–20 км, а танковые и мотострелковые бригады — 7–8 км. 6-я танковая армия была усилена 47-м стрелковым корпусом, а 5-я гвардейская танковая армия — 49-м стрелковым корпусом, 34-й истребительно-противотанковой бригадой и 5-й инженерно-саперной бригадой РГК. В полосу армии были еще переброшены 11-я истребительно-противотанковая, 49-я легкоартиллерийская и 27-я отдельная тяжелая пушечная артиллерийские бригады. К флангам танковых армий примыкали войска 40-й и 53-й армий. Огромную роль сыграли саперы, установившие на танкоопасных направлениях около 40 тысяч мин.
Штеммерман, в свою очередь, был занят переброской войск, сокращением фронта и организацией круговой обороны.
Для уничтожения окруженной группировки привлекались 27-я армия 1-го Украинского фронта, 52-я, 4-я гвардейская армии и 5-й гвардейский кавалерийский корпус 2-го Украинского фронта — всего 16 стрелковых, 3 кавалерийские дивизии, 2 укрепленных района, а также средства усиления. В составе советских войск, действовавших на внутреннем фронте окружения, имелось около 2000 орудий и минометов, 138 танков и самоходно-артиллерийских установок. Их задачей являлось расчленение и уничтожение «котла». Практически одновременно разгорелись жестокие бои как на внутреннем, так и на внешнем фронтах. Немцы держались стойко, как молитву повторяя телеграмму командующего 1-й танковой армией: «Я вас выручу. Хубе». Поэтому, когда 8 февраля советское командование предъявило штабу Штеммермана ультиматум с требованием о капитуляции, он был отклонен.
В журнале боевых действий 2-го Украинского фронта отмечалось: «…несмотря на то, что окруженные несут ежедневно огромные потери в живой силе и технике, нет фактов деморализации и дезорганизации. В плен сдаются единицы, сопротивление упорное, контратаки не прекращаются. Это явление еще раз подчеркивает, что мы воюем все еще с очень сильной, упорной и устойчивой армией».
Между прочим в ультиматуме офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, гарантировались жизнь и безопасность, а после окончания войны — возвращение в Германию или в любую другую страну по желанию военнопленного. В нем говорилось также, что всем сдавшимся будут сохранены военная форма, знаки различия, ордена, личная собственность и ценности, а старшим офицерам и холодное оружие.
Немцы этим обещаниям не верили и в плен сдавались редко. Сталин, объявив советских пленных предателями, к немецким, понятное дело, относился не лучше. Верховный поощрял жестокость по отношению к немцам, часто рекомендовал генералам пленных «допросить с пристрастием, а потом расстрелять». Так, казни военнопленных широко практиковались советскими войсками во время Крымской операции 1942 года; расстрелы санкционировал представитель Ставки Л.З Мехлис. После высадки десанта в Феодосии морские пехотинцы уничтожили всех раненых в немецких госпиталях. Были целые дивизии, личный состав которых приказывалось в плен не брать, советских граждан на службе вермахта бойцы расстреливали по собственной инициативе.