Десять стрел для одной
Шрифт:
И Ольга почувствовала, как посреди яркого солнечного дня на небе вдруг ослепительно вспыхнула звездочка.
Обернулась на соседский участок – Рыбаков недвижимо лежал, уткнувшись лицом в цветок.
Она не сомневалась: сосед умер. Но поднимать панику не стала. Зачем? Все равно поздно.
С Рыбаковым они почти враждовали. Но сейчас, когда докучливый сосед наконец отправился к праотцам, радости не было. Наоборот, давило четкое ощущение, что дальше будет лишь хуже.
Надя
– Беда с тобой, Надюшка, – беззлобно хохотал Полуянов.
А Надя злилась: до чего природа несправедлива!
Вот Димочка – ее даже старше. И у него при этом полно юных, безупречно красивых поклонниц. А она – будто комическая героиня – отбивается лишь от дряхлых сатиров.
Причем везде.
Надя работала в историко-архивной библиотеке, и ее популярность у старшего поколения здесь эксплуатировали нещадно. Задремлет ли в читальном зале вздорный, очень пожилой академик, или в буфете орденоносному старцу привидится, что его обсчитали, конфликт улаживать всегда Митрофанову зовут.
Спасибо, читающая публика хотя бы не пьет.
Историческая библиотека для иных мастодонтов милее дома родного. Есть экземпляры, кто по двенадцать часов здесь просиживает. Сотрудницы для них «доченьки», которым подробно рассказывают о хворях, жалуются на хамство врачей и низкую пенсию.
Митрофанова выслушивала дребезжащие, повторяющиеся изо дня в день истории терпеливее всех. И начальница предрекала: «Вот влюбится в тебя какой-нибудь членкор Академии наук! Бросит к твоим ногам – руку, сердце, квартиру на Ленинском!»
«Ух, я Диме тогда потреплю нервы!» – мечтала Надя.
Но пока никаких меркантильных предложений ей лично не поступало.
Зато в честь праздника Первого мая (которое выпало в этом году на Пасху) профессор Юрлов, постоянный посетитель их зала, решил подарить историко-архивной библиотеке семейную реликвию – Библию XVII века. И поставил непременное условие: за книгой к нему домой должна явиться непременно Митрофанова.
Надя перепугалась, бросилась к начальнице:
– Не поеду ни за что!
Та возмутилась:
– Это еще почему?!
– Вдруг украдут, потеряю? Миллион двести мне потом из своего кармана платить?
Шефиня снисходительно усмехнулась:
– Кто тебе про миллион двести сказал?
– Юрлов. Говорит, что второе издание – 1756 года – недавно на аукционе за восемьсот тысяч ушло. А у него 1751 год, минимум в полтора раза дороже!
– Чушь, – отрезала начальница. – Видела я эту его Библию. Состояние ужасное, первой страницы нет. В таком сохране – пятьдесят тысяч максимум.
– Но все равно антикварная, дорогая книга. Как я ее повезу – на метро? Машину мне выделяйте.
– Какую? – нахмурилась шефиня. – «Волгу» нашу разъездную? Она второй месяц в ремонте. А ты водить умеешь. И автомобиль в семье есть. Сложно, что ли, съездить? Помочь родной библиотеке? – Скорбно закатила глаза, добавила: – Или хочешь, чтобы мы тебе бензин из наших жалких фондов оплатили?
– Да при чем здесь бензин? Моя работа – библиотекарь. А не шофер. И не курьер.
– Надежда, не капризничай, – строгим голосом потребовала начальница. И со вздохом добавила: – Раз ты такая корыстная, дам тебе отгул.
Надя молчала.
– Даже почти два. Ехать к профессору можешь завтра прямо с утра. А потом на работу не возвращаться.
– А раритет куда девать? Домой везти?!
– У Юрлова она – в коммуналке! – пятьдесят лет валялась. И никто не покусился, – парировала шефиня. – А у тебя – в элитном доме! – вдруг пропадет?
Надя как можно более простодушно произнесла:
– Я лучше сразу сюда отвезу. Мне так спокойнее.
– Нет, – торопливо отказалась начальница. – В этом нет никакой необходимости. – И добавила вкрадчиво: – Лучше Диме своему ее покажи. Ты говорила, он старые книги обожает. Может, и сейчас заинтересуется…
И вдруг нахально взглянула Наде в глаза и закончила:
– …черкнет хоть десяток строк.
– Есть такая пословица, – буркнула Надя, – не очень политкорректная. Дай негру палец – он оторвет всю руку.
Ждала, что шефиня взорвется, но та лишь руками всплеснула:
– А что делать, Наденька, что делать?! Публикации про библиотеку с меня требуют. А «Молодежные вести» про нас последний раз год назад писали. Когда выставка дневников Булгаковых была.
В итоге Митрофановой пришлось соглашаться на все. Перевозить Библию, подсовывать ее Полуянову.
«Как всегда, – грустно думала Надя по дороге домой. – Делаю только то, что хотят другие».
Но следующим утром мужественно проснулась в шесть тридцать – на час раньше, чем обычно.
Полуянов открыл один глаз, взглянул на часы, изумился:
– Бегать, что ли, опять решила?
Митрофанова машинально втянула живот. Взглянула на себя в зеркало. Загадочно молвила:
– Нет. Я еду к мужчине. И беру машину. Ты не против?
– Машину-то зачем? – возмутился Димка.