Десять Струй, Которые Потрясли Мы
Шрифт:
Он поминутно, ежечасно
Вниманья знаки ей дарил
И чтобы выглядеть прекрасней
На щеках прыщики давил
Была уж свадьба их близенько
Но
Лежит любимый на ступеньках
Из сердца ножницы торчат
Она рыдала по-немецки
Лобзала мертвые уста
Потом пришел к ним полицейский
И ловко ножницы достал
И долго сыщики гадали
Кто мог убить тогда его
Но ничего не отгадали
Не посадили никого.
Пришла зима и в эту местность
Покрыли землю всю снега
Он был один на всю окрестность
Кто мог так складно подстригать.
Плохо быть мудаком —
Не по делу пи…дить.
Хорошо быть моряком —
Океаны бороздить!
Так они тащились со своими чемоданами, пока не оказались у стен Кремля. Перед воротами Ленин остановился, поставил свой чемодан наземь и кликнул Дзержинского.
— Филя! — сказал он. — Поди.
Феликс Эдмундович скинул с себя поклажу и поспешил на призыв, похрустывая новым кожаным пальтом. Ильич отмотал от Дзержинского все пулеметные ленты, снял с него кобуру с маузером, повытаскивал из карманов гранаты и запасные наганы, во внутреннем кармане нащупал карамельку, развернул и сунул себе в рот, потом повернул его спиной и ловко вскарабкался ему на шею. Там он чуть-чуть повозился, усаживаясь поудобнее, подоткнул под себя кепку, чтобы не натереть яйца об острые шейные позвонки, снял свой галстук в горошек и, держа его двумя руками за концы/середину дал закусить Феликсу, — встряхнул остатками волос и заорал на всю площадь.
— Внимание! Исторический момент. Въезд в Иерусалим! Н-но! — пришпорил он Дзержинского и громко захохотал.
Феликс Эдмундович заплетающимся галопом домчал наездника до нужного этажа. Ильич молодцевато соскочил с Дзержинского и привязал его к перилам.
— Золотое ты существо, Филька, — похвалил он его и ласково потрепал по шее. — Будешь у меня еще и транспортом заведовать.
Дзержинский преданно затопотал сапогами.
Пока заносили вещи, Ильич распаковал свою любимую полочку, нашел молоток и носился по всем комнатам, примеряя её к разным местам. Снующие с чемоданами соратники, солдаты и матросы предлагали ему свою помощь, но Ильич решительно отказывался.