Десять железных стрел

Сайкс Сэмюел

Развлекать его у меня не было желания. Каждый шаг по ступенькам давался мне с новой вспышкой боли. Я была слишком изранена, чтобы идти прямо, что уж говорить о том, чтобы потакать говорящему револьверу.

Я была слишком изранена.

Но не настолько, чтобы не понять – позади меня кто-то стоит.

Я преодолела половину гостиной, прежде чем ощутила, что мне в спину, словно нож, нацелился взгляд. И в тот холодный вечер между нами воцарилась тишина еще холоднее. Из темноты донесся медленный вздох.

«Спокойно, –

сказала я себе. – Очередной призрак. Очередное видение. Нереальное… так?»

Я глянула на Какофонию. Он лежал в кобуре, стылый и неподвижный. Что означало…

Блядь.

– Не знаю, что ты преследуешь, – произнесла я, не оборачиваясь. – Если богатство, то не на ту девчонку нацелился. Если славу, то оно тебе не нужно. Если месть, – я помедлила, – можешь попытаться. Обнажи клинок, я тоже обнажу свой, и посмотрим, что выйдет.

Никакого ответа. Ни сталью, ни чем-то иным.

– Но если ты преследуешь меня, тогда ты меня знаешь, – продолжила я, – и ты знаешь, что происходит, когда я обнажаю металл. Что ни случится, хорошим оно не кончится. Ни для кого из нас. А теперь можешь принять самое разумное решение в своей жизни и оставить клинок в ножнах. Я последую примеру…

Моя ладонь легла на эфес.

– Но если очень хочешь, – заключила я, – только скажи.

Я знала, что незнакомец все еще там. Чувствовала его дыхание, слышала, как он переступает с одной ноги на другую. И долгое время казалось, будто вздохи и шорохи – это все, что он мне даст.

Потом раздался шаг вперед.

Скрип кожи.

Я стиснула эфес, понимая, что должна ощущать страх, злость, отчаяние – что угодно, кроме страстной жажды обнажить меч.

Что и начала делать, когда он – или она – наконец заговорил.

– Ну блядь!

Все-таки «он».

– Была у меня отменная броская речь, которую я собирался произнести, как только ты сойдешь со ступенек, но начинаю думать, что после вот этого она прозвучит малость убого.

Никакой стали. Никакого клинка. Однако я чуяла его усмешку столь же остро. Развернувшись, я первым делом увидела эту его улыбку-нож, белозубую, яркую в темноте.

– Но, с другой стороны, чего я еще мог ожидать от Сэл Какофонии?

Высокий, тощий, порядком потрепанный, он походил на трость, которая повидала слишком много миль и слишком мало закатов. Спутанная копна каштановых волос обрамляла лицо и шею, несмотря на отчаянные попытки заплетенной косы их сдерживать. Он стоял со слишком небрежной сутулостью и слишком дерзко скрещенными руками для красующегося на нем военного мундира. И пусть темные круги под глазами и трехдневная щетина сообща пытались все скрыть, я даже в темноте видела, что он красив.

Правда, не могла понять, это он просто такой мужественный красавчик или красавчик из категории

«сейчас он откроет рот и выдаст то, из-за чего я двину ему по роже».

Грань между ними иногда до боли тонка.

– Я тебя не знаю, – сказала я больше самой себе, чем ему.

– Дерьмовым я был бы профессионалом, если бы знала, – отозвался он. – Я из тех, что промышляет незаметностью, какой бы сферы она ни касалась. – Темные глаза вспыхнули в полумраке. – Иногда я охотник, иногда – вор, а иногда просто бродяга, сменяющий имена и зовущий тени другом.

Ну.

Пожалуй, все-таки по роже.

Но или я все хуже скрывала презрение, или ему частенько давали по этой самой роже, потому как он сразу же хмыкнул и миролюбиво поднял ладонь.

– Сегодня, правда, я всего лишь простой курьер с простым сообщением, – произнес он. – Я тебя знаю. Знает тебя и мой наниматель. Но для легкости общения…

Он шагнул ближе. Луна высветила его лицо отчетливей, обличив выражение глаз, слишком юных для такого мужчины.

– Не стесняйся звать меня Джеро.

В моем ремесле, если можно его так назвать, человек, которому можно доверять, выглядит несколько иначе, чем ты думаешь. Тот, кто пригибается, когда к нему подходишь, кто вздрагивает, когда поднимаешь ладонь, кто рычит, когда с ним заговариваешь – этим доверять можно. Они не умеют скрывать свои проблемы за ухмылками и милыми голосками.

А голос Джеро был весьма мил.

Потому-то я и не пожала его протянутую руку.

– Разумеется, – произнес он, опустив ее, и неловко пожал плечами. – Доверяй ты так быстро, вряд ли о тебе ходила бы такая молва, верно?

– Верно, пожалуй, – отозвалась я. – И уж конечно, молва о том, что странным мужикам заявляться в задницу мира в глухой ночи – это хорошая мысль, тоже не ходит. – Я уставилась на него сверху вниз – насколько могла, правда, ведь он был примерно моего роста. – Как ты меня нашел?

Джеро мигнул, окинул взглядом обугленные останки ребят Кассы, потом снова посмотрел на меня.

– Серьезно? – спросил он. – Ты оставила шесть деревень в состоянии, которое меняется от умеренно до капитально всратого. До этого я следовал за слухами о революционном дезертире по имени Кэврик Гордый.

Я сощурилась. Жар Какофонии призвал опустить ладонь на его рукоять.

– Кэврик, – резко произнесла я, – это имя, о котором и тебе, и мне стоит помалкивать. Он оставил Революцию для лучшей жизни, и если ты сотворил с ним хоть что-то…

Заканчивать угрозу не было нужды. Об этом мне сказало вытянувшееся лицо Джеро. И я знаю, мы только встретились, но надеюсь, ты не сочтешь меня мразью, ведь то, как я по-прежнему могла потрясти кого-то до печенок лишь горсткой слов, вызвало у меня холодную, злую улыбку.