Десять железных стрел
Шрифт:
– Заверяю тебя, он сам даже не подозревает о моем существовании, – ответил Джеро. – Мне дали указание отыскать не его. А тебя. Честно говоря, я кратковременно потерял твой след в Последнесвете.
Его гримаса стала отчетливее. У меня похолодела кровь.
– Но в том городе было потеряно много чего, верно?
Ага. Много чего было потеряно. Полным-полно бутылок вина у виноделов, которые прибыли в город продавать товары и так и не вышли из его стен, полным-полно мягких игрушек и солдатиков, оставшихся лежать сломанными или наполовину обугленными
Я ощутила жар Какофонии у бедра и вдруг поняла, что холод, сковавший мне кровь, теперь обволакивал все тело. Так иногда происходило, когда я думала о Последнесвете, когда слышала о нем молву. Последней хватало вдоволь, если уж на то пошло, о том процветающем торговом городе, его благодетельном бароне и счастливом народе.
И не было легенды известней, чем та, в которой Сэл Какофония вошла в его ворота и за день обратила весь город в пепел.
Я сосредоточилась на том жаре у бедра, на обжигающей боли, что дотянулась и обхватила мою ладонь жгучими пальцами. Он поступал так время от времени, если чувствовал, что я холодею, если понимал, что я соскальзываю в некую тьму внутри себя.
Иногда, если я не могла найти компанию или выпивку, он был единственным, кто ко мне тянулся. И иногда, когда тьма и холод сгущались достаточно сильно, мне хотелось потянуться в ответ.
Разумеется, я этого не делала. То, что у него есть пол, уже достаточно странно само по себе.
– Он тебя не винит.
Я, подняв взгляд, с трудом узнала собеседника. От улыбки не осталось следа, лицо опустилось, он выглядел очень, очень уставшим.
– Если тебя это утешит, – добавил Джеро.
– Кто?
– Два-Одиноких-Старика, – ответил он. – Не то чтобы он в восторге от твоей роли в разрушении города, но он понимает, что сама по себе одна женщина целый фригольд не разнесет. – Его губы снова тронула та усмешка. – Какой бы легендарной она ни была.
– Что ж, вы, сэр, малость ставите меня в неловкое положение, – отозвалась я. – Раз уж ты протопал столько, чтобы это сообщить, сдается, что нехорошо на это класть с прибором. Но как видишь, – я обвела рукой необъятную темноту вокруг, – у меня даже прибора нет, одни трупы.
Я затянула палантин вокруг нижней половины лица плотнее, заворчала в сторону собеседника:
– Любезно передавай Двум-Одиноким-Старикам извинения и наилучшие пожелания, ладушки? – Я зашагала прочь. – А если ему ни того, ни другого не надо, любезно же предложи ему наилучшее место на моей заднице – для поцелуя.
Последнее, наверное, было грубо – и даже малость необдуманно. В конце концов, ко мне не так уж часто в темных местах подходят странные мужики, которые не пытаются меня убить. Прощу тебя, если подумаешь, что я как-то уж поспешно от него свалила. И обещаю, что предамся с тобой этому спору, как только
В тот момент, впрочем, мои мысли занимало нечто иное. Касса была лучшей зацепкой. Она знала, где Дарриш Кремень. И унесла это знание с собой к черному столу. Я осталась без подсказок, зацепок, без ничего, кроме…
– Она так и не сказала, где Дарриш, правда?
Я остановилась. Развернулась. Джеро лениво чистил ногти ножом с широким лезвием.
– Чего?
– М-м? – Он поднял взгляд, почти безразличный. – А, прости, хочешь еще что-нибудь предложить моему нанимателю? Другую часть задницы, может?
– Что ты там, блядь, только что сказал про Дарриш?
– Даже представить не могу, что я способен сказать о скитальце навроде Дарриш Кремень? – Джеро постучал кончиком ножа по щеке. – Полагаю, мне известно столько же, сколько и остальным. Многообещающий мастер щита, переметнувшаяся от Империума в скитальцы, на которую в данный момент охотится женщина с огроменным, мать его, револьвером, в последний раз виденная в компании Кассы по прозвищу Печаль, которая погибла, так и не сказав тебе, где Дарриш находится. – Он мигнул. – Похоже на правду?
– Твой клинок как-то маловат для таких игр, друг мой, – прорычала я. – Если ты что-то о ней знаешь…
– Могу сказать со всей честностью, что не знаю. – Джеро ловко подкинул нож одной рукой и вернул в потайные ножны в плаще. – Не больше того, что уже поведал, во всяком случае. – Он поморщился, опомнившись. – Ну, и еще кое-что.
Ухмылка словно вернулась, резче, жестче, ярче настолько, что чуть не осветила всю гостиную.
– Два-Одиноких-Старика знает, где она, – произнес Джеро. – И, собственно говоря, может сказать, где она в точности. Он способен определить ее местоположение до последнего шага. И выдаст тебе эти сведения.
Джеро скользнул рукой во внутренний карман. Бережно извлек оттуда стопку бумаг, скрепленную изящной шелковой лентой.
– И даже больше.
Он подошел – с осторожностью – и протянул их мне. Я уставилась сперва на его руку, потом ему в глаза. Он изобразил умоляющий взгляд, я неохотно забрала бумаги. При скудном свете различила испещрившие их безупречные чернильные строки. Вычурные карты, многословные записи о перемещениях и местах, несколько досье. Я не могла найти в них никакой связи – пока не увидела вверху листа крупные буквы.
Дарриш Кремень.
Я перелистнула страницу. И на меня уставилось новое имя.
Югол Предвестник.
Больше карт, записей, страниц. Больше имен.
– Это… – прошептала я, но у языка никак не получалось подобрать слова, чтобы «это» описать.
– Жест доброй воли, – закончил за меня Джеро. – Здесь ты обнаружишь перемещения трех особей, которые, как мы полагаем, представляют для тебя некоторый интерес. Включая их последние известные места пребывания, вымышленные имена и знакомцев. Что я предпочитаю считать жестом доброй воли. Мой наниматель, впрочем, видит в этом утверждение понятия.