Десять
Шрифт:
Вдруг вспыхнуло воспоминание: «редактор спортивного издательства». Недолго думая, несмотря на поздний час, Юля набрала телефон бывшего мужа.
— Юль, что случилось? — ответил бодрый голос Симона.
— Это ты оплатил операцию Тошке? В письме указано французское издательство.
— Вообще-то издательство, не лично я. У меня таких денег отродясь не было и не будет, — ответил Симон.
— Симон, спасибо, я…
— Вот только не надо меня подозревать в каком-то особенном благородстве, хорошо, Юль? Ей нужен был объект благотворительности, здесь это приносит нехилые бонусы. Я всего
— Всё равно, спасибо большое!
— Пожалуйста. Пришли потом фото счастливых лиц, приправим сухие факты эмоциями, тоже полезно для дела. — добавил Симон. — Не говори отцу пацана, ладно? Мы хоть и почти родственники, в некотором роде, но…
— Как скажешь, Симон, как скажешь. Любой каприз за ваши деньги, — счастливо засмеялась Юля.
— Молодец! — довольно ответил Симон.
Юля улыбнулась, посмотрела в окно. Видна небольшая парковая зона вокруг территории больницы. Свежая листва давала надежду, пробивалась назло сквозному ветру, ледяному дождю. Пахла жизнью, планами, снами. Возможно искуплением.
Юрий не взял трубку. Юля вспомнила график его работы, безумство, которое творилось в приёмном отделении. Понятно, почему проигнорировал звонок. Ольгу не стала тревожить. Заглянув в седьмой бокс, она увидела маленькую фигурку женщины, спящей рядом с сыном. Оставила сообщение Юре, и сама забылась, наконец, сном. Тревожным, но все-таки необходимым.
Недавно она поднялась к Юрию Борисовичу, вдруг устав от давящей безысходности. От взаимного молчания и взглядов сквозь. Зашла в смотровую, быстро повернула ключ с обратной стороны двери. Смотрела на него и остро понимала, что нуждается в этом человеке, что та пустота, которая образовывается без него, не может уйти, стереться, раствориться, что она остро нуждается в тепле и объятьях. Именно его тепле.
— Антон? — Юрий отреагировал мгновенно.
— Нет, нет, всё хорошо, — тут же рассеяла сомнения Юлия.
Села на голубую кушетку, впитывая облегченный выдох отца, бесконечно волнующегося за сына. Холодные тона смотровой, пластик, металл не добавляли теплоты в атмосферу, и без того пронизанную взаимным молчанием. Их разделяла прозрачная стена. Ледяная.
— Я по поводу Ольги… — Юлия Владимировна вспомнила, о чём хотела поговорить с Юрием Борисовичем. — Она плохо выглядит, ей нужен отдых.
— Юля, — после минутного молчания ответил Юра, — у неё ребёнок умирает, как она должна выглядеть?
Усталость, которая явно проступала на всегда спокойном лице, темнота под синими глазами, сжатые губы, острые морщины — вот что видела Юля перед собой.
— Послушай, хорошо послушай и запомни: он не умирает, он живёт. Сейчас там, внизу, работают люди, днём, ночью. Все, начиная от санитарок и заканчивая самым верхом, делают своё дело и делают его хорошо не для того, чтобы ты или любой другой говорил: «он умирает»!
— Юля…
— Что «Юля»? Скажи мне, что случилось, что ты позволяешь себе подобные слова и мысли? Именно ты позволяешь! Мы ждём высокие технологии, ждём деньги, но у нас есть время ждать, есть возможность поддержать пациента, и мы дождёмся. Десятки людей работают на то, чтобы он дождался, и любой другой ребёнок — тоже. Поэтому, пожалуйста, перестать так говорить и так думать! В седьмом боксе лежит самый настоящий боец, храбрый и жизнерадостный, но ему нужно черпать откуда-то свою силу… Откуда? От родителей, конечно! И что я вижу? Отца, который городит чушь собачью, более того, имеет совесть верить в неё. И абсолютно вымотанную, уставшую мать. Не пытайся объять необъятное, сейчас же займись своей женой. Она круглые сутки в отделении, если свалится, что будет? Тошке необходима мама! Отвези её отдыхать на пару дней, на недельку, пусть бабушки поживут, я присмотрю, в конце концов, волонтёры. Дай ей выспаться, займись с ней сексом, пусть почувствует себя женщиной. Езжайте в дом отдыха…
— Какой дом отдыха? — отрезал Юра.
Юля осеклась, действительно, даже если бы в семье были деньги на дома отдыха, их бы потратили на нужды маленького мальчика, которые росли день ото дня, как снежный ком.
— Давай я дам ключи от дома родителей? Там хорошо, спокойно. Мы с Кимом у Адель поживём в это время, чтобы… не пересекаться.
— Феноменально, ты готова дать мне ключи от дома родителей, чтобы я там занялся любовью со своей женой в терапевтических целях? А если я скажу, что «хата» меня не устраивает, ключи от своей дашь? Невероятно.
— Невероятно то, что Ольга скоро с ног упадёт!
— Спасибо за заботу, Юлия Владимировна, только давай ты не будешь решать, когда и где мне спать со своей бывшей женой, хорошо? И спать ли вообще.
— Почему «бывшей»? — опешила Юля.
— Потому что мы развелись, так случается. Ты должна быть в курсе, что по статистике самое большое число разводов приходится на болезнь ребёнка. Вот и мы — развелись. Не справились.
— Ты ерунду говоришь, Юра! — Юля нахмурилась, отошла на пару шагов в сторону, словно не могла стоять на месте. — Вы живёте вместе — это я точно знаю. Всегда, когда появляется возможность, ты рядом с сыном и женой. Что значит «развелись»?! — она почти перешла на крик.
— Оформили официально то, что было очевидно несколько лет. Мы живём в одной квартире, потому что это рационально сейчас. Более того, мы спим на одной кровати. Я даю Ольге снотворное, слежу, чтобы она принимала другие препараты, иначе она сидит полночи в комнате Тошки и скулит… Тихо так, жутко… У меня серьёзные опасения по поводу её сердца, но она категорически отказывается от консультации. Именно поэтому мы живём в одной квартире. Но извини, я не имею ни малейшего желания заниматься с ней чем либо, поверь, она отвечает мне полной взаимностью. Никакой совместный отдых нам не нужен. Твоя забота трогательна, но абсолютно неуместна. У тебя всё?! — подчеркнул он последний вопрос.
Было ли это всё? У неё? У них?
Юлю не тронули слова о разводе, несмотря на то, что оставаясь с собой наедине, когда хватало смелости смотреть на правду, не жмурясь, не прячась в перинах псевдопорядочности — она понимала, что хотела развода Юры. Он был ей необходим без приставки «Ольга».
Но прямо здесь, сейчас, в эти мгновения всё становилось пустым звуком. Бесцельным сотрясением воздуха едва заметными вибрациями.
— Всё, прости. — Юля повернулась к белой пластиковой двери.