Десять
Шрифт:
Недавно сделанный ремонт. Новые окна, двери, потолки, ключ с маленьким ярко-красным брелоком, номером помещения, написанным от руки…
— Юля… — Юра удержал её, прижал к себе с силой, как когда-то давно, в прошлой, забытой за ненадобностью жизнью.
Вдруг, как-то слишком внезапно, Юля ощутила, что уже много дней, недель, месяцев все мышцы в её теле напряжены. Она вся, целиком и полностью, от кончиков волос до ступней, словно излишне накрахмаленная ткань — ломкая, недолговечная под воздействием внешних факторов.
— Три минуты, — шепнул Юра куда-то
Когда-то он просил год — из года в год. Сейчас — три минуты. Молчал, дышал в затылок. А она понимала, что крахмал тает, как под действием воды. И она тает, становится готовой осесть к его ногам бесформенным куском ткани.
— Когда я тебе ближе? Я всё ещё близка тебе, Юра? — Юля резко обернулась, он позволил, посмотрела в упор на человека, которого любила много лет.
Десять… Почти десять.
— Не сейчас. Потом поговорим, — только и ответил Юра.
А что он ещё мог ответить. Мог ли? Была ли готова она к прямому, честному ответу?
— Да, конечно, — кивнула Юля.
Оттолкнула Юрия, повернула ключ, выбралась из кабинета. Пошла длинным коридором, вдоль стен персикового цвета, цветочных горшков, мягких стульев для посетителей, через холл с пятью лифтами. По лестнице вниз, ступая по серым ступеням с красной потертой полосой по краям.
«И мир падёт к ногам твоим, красной дорогой из разочарований и грёз».
Быстро переоделась, отдала последние распоряжения за день, Юля переступила порог областной больницы и поспешила к машине. На ходу накинула капюшон — на улице бушевал сильнейший ветер с градом, который со злобой хлестал по только проклюнувшимся, ещё липким почкам деревьев.
Неумолимо, безжалостно, неудержимо. Не было возможности остановить град и слезы, которые перемешивались с талым льдом, дождём, стекали по её лицу. Всё ещё красивому. Вопреки всему и вся — красивому.
Громкая музыка — личная релаксация. Басы, отдающиеся в животе глухими ударами, которые посылали успокоительные импульсы в виски.
Бум. Бум. Бум.
«Училась, знаешь, можешь — будь любезна. Своё «не могу» засунь себе в одно место. Могла до этого, сможешь и сейчас».
Утром снова её путь лежал в центральный корпус, там — в боковом крыле, на первом этаже, с отдельным входом, который закрыт в это время, — её вотчина. Длинный широкий коридор, стены, расписанные сказочными героями, огромная игровая комната с большим количеством игрушек, часто пустующая, и в самом конце — кабинет. Когда-то у неё был отдельный кабинет, с кожаным мягким гарнитуром, с большим столом и стеклянным, во всю стену, стеллажом.
В конце дня кокетливое настроение и улыбку пришлось собирать по крупицам. Юля шла на выход через приёмное отделение — захотелось перекинуться парой слов с коллегой, которая давно стала близкой приятельницей, почти подругой.
По пути встречала людей, которые терпеливо ожидали своей очереди на приём, УЗИ, плановое обследование.
— Что у нас тут? — спросила у дежурного врача «приёмника»
— Аншлаг, городская закрыта, света нет, всех к нам.
— Н-да…
— В коридорах размещать пациентов будем, — с раздражением бросил дежурный и ринулся вглубь смотровой.
— Не в первый раз, — уже в спину ответила Юля.
Пришлось отодвинуться в сторону, чтобы пропустить каталку с мертвецки бледной женщиной. Спешащие рядом врачи быстро переговаривались между собой, молоденькая медсестра пыталась держать систему и поспевать за быстрыми шагами коллег-мужчин.
— Давай сюда. — Юля забрала из рук сестры полную систему, мигом перехватила и без труда подстроилась под шаги спешащей команды.
— Что, Юлия Владимировна, никак не уйти? — спросил седоволосый доктор с добрыми глазами и кивнул на медсестру: — Леночка справляется.
— Не спорю, хочу тряхнуть стариной.
— Отважная ты дивчина. Не боишься в наш мужской коллектив подниматься?
— Не-а, — улыбнулась Юля, пробежалась взглядом по лицам двух других врачей в хирургических костюмах.
Один, совсем молоденький, скорей испуганный, чем сосредоточенный. Второй — с на редкость спокойным, даже покровительственным выражением лица. Глядя на него понимаешь, что твоя жизнь вне опасности. Он внушал доверие — сразу и навсегда.
— Какие планы на выходные? — услышала Юля обращенный к себе вопрос.
— О, громадьё, — с кокетливой улыбкой ответила она седовласому.
— У молодой и красивой всегда много планов.
— Конечно, Сергей Платонович. — Юлия Владимировна покосилась на спокойный взгляд и улыбку человека, ради которого зашла в тесную кабину лифта, и снова посмотрела на седые, все ещё густые волосы Сергея Платоновича.
На выходе из лифта передала систему Леночке, до отделения осталось два шага — справится. Услышала пару нужных ей слов и тут же спустилась обратно.
Приёмное отделение переполнено. Ясно, что эти трое, которые поднялись в лифте, как и многие другие, сегодня вряд ли уснут, да и поедят урывками — очередное беспокойное дежурство.
Медленно перекатываясь, красная мазда ехала по широкой асфальтированной дороге ставшего вдруг элитным посёлка. Юля забрала Кима, отстояла в положенное время в пробке. По-весеннему синело небо, высокое, со слоисто-кучевыми облаками, похожими на взбитые сливки на десерте, который Юлия не могла себе позволить… Её вес стабилен, идеален, как и идеален порядок в мыслях, систематизирован, отключён от помех.
— Мам, кто это? — удивлённо воскликнул Ким, показывая взглядом на серый внедорожник — странную прихоть для человека постоянно проживающего в городе.
— Это ко мне, — коротко кивнула Юля.
Нажала на брелок, чтобы литые ворота, более вычурные, чем хотелось бы хозяйке, открылись как по волшебству. Показала жестом незваному гостю, чтобы тот заезжал.
— Привет, ты вырос! — обратился Юрий к Киму — кареглазому, с широкой улыбкой, веснушками, тонкими чертами лица, более изящными, скорее похожему на деда по материнской линии, чем на отца, несмотря на тёмные кудри и глаза.
— Здрасте, давно не приезжали. — Ким покосился на мать.