Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
– Спасибо.
Человек надел тулупчик Луки и, нагнувшись, прошел из кухоньки в большую комнату, где лежала Аннушка.
– Да что же это с вами случилось такое? – любопытно спросила она у человека, который, однако, не сразу ответил на вопрос.
Он упер свои мутные глаза на рупор радио, стоящий на столе. Тяжело передвигая ноги, он подошел к радио поближе и потрогал рычажок, что-то проворчал себе под нос, потом заговорил, отвечая на вопрос Аннушки.
– На меня напали какие-то хулиганы… Затащили в поле, раздели
Человек присел к столу и стал рассматривать устройство стоявшего радио. Лука принес кипящий самовар и стал заваривать чай.
– Да ты чего на радио воззрился? Это мой сын Мишутка наорудовал. На «Красном химике» помощником мастера… Пей горячий. Bезет мне сегодня на нежданных гостей.
– А неожиданные гости… вроде татарина? Как это говорится по-русски? – подмигивая своими мутными глазами, сказал человек, но потом перевел разговор на другое. – На «Красном химике»? На том, что рядом?
– Он самый… Да тебя-то как звать?
Человек отхлебнул из чашки, будто ожегся и подул на кипяток.
– Звать-то меня?.. Миронов… Иван Петрович… Сыром торгую…
Лука налил еще две чашки чая.
– Ну-ка, хозяйка, садись! – Потом кивнул головой человеку. – Говоришь, ограбили?
– Ограбили… Только что получил из седьмого кооператива партию сыра… Еще к товарищу надо было зайти, он в слободке у вас тут живет.
– Грехи, – вздохнула Аннушка, – здесь не вывелись… Да и место глухое.
– Автобус с лета пойдет, – оторвался Лука от чаепития.
– А ваша фамилия – Зубов? – почти шепотом спросил его человек.
– Зубов, Лука Василич… А что? – отозвался Лука, снова наливая чашки.
Человек посмотрел на Луку, но не в глаза, а как-то выше, в лоб ему, словно чего боялся.
– Да я слышал о вашем сыне… Он учится в техникуме с моим сынишкой… У меня тоже есть сын… Музыкой и радио увлекается. Так он говорил, что вашего Мишутку все очень хвалят… Да и я сейчас вижу… Посмотрите, этот радиоаппарат сделан мастерски… Я немного знаю толк в этих вещах.
– А я-то не очень силен, – сознался Лука. – На меня Мишутка сердится, что плохо смыслю в этих волнах, кристаллах да проволоках… Длинные да короткие… волны эти самые… А вот тут у него штуковина вставлена, будто что ни на есть крохотную волну и то поймает.
Набухшие веки человека приподнялись над его мутными глазами и на секунду вспыхнули. Лука поймал этот взгляд.
– Хорош мальчик? А все – наука.
– Я понимаю, понимаю… – закивал головой человек и, не отрываясь, смотрел на радиоприбор Мишутки.
Под окном залаяла собака.
– Кого еще несет? – заглянул Лука в оконце. – Эка темь, ни зги не видать… Пойти посмотреть… Может, Никита заявился?.. Да ведь уж ночь на дворе.
Лука вышел в сени. Собака жалась у крылечка и лаяла в темноту. Он посмотрел с крылечка в палисадник. Никого не было видно. Тогда Лука повернулся и взялся за скобу двери в кухню. Но дверь распахнулась сама. В сенцы из кухни шагнул Иван Петрович.
– Чего тебе? – выговорил Лука.
Иван Петрович ничего не ответил и оттолкнул Луку в сторону. Лука вытянул руку и схватил Ивана Петровича за голову. Иван Петрович спрыгнул с крылечка и исчез в темноте.
– Вот так черт, – поежился Лука и прислушался. Из домика его звал встревоженный голос жены. Он вбежал в комнату. Аннушка сидела на постели и показывала рукой вперед.
– Где он?
Лука развел локти.
– Сумасшедший… убежал.
Аннушка торопливо говорила:
– А он сейчас из Мишуткина радио какую-то катушку вывинтил, в карман спрятал и за тобой следом.
Тут она внезапно вскрикнула и с ужасом посмотрела на руку мужа. Лука посмотрел тоже.
У него в руках был мокрый лохматый парик.
IX. ГОЛОВНАЯ БОЛЬ
Илона, закутавшись в расписную заграничную шаль, сидела у пылавшего камина и задумчиво смотрела, как на поленьях от жара скручивалась сухая береста. Потом белая березовая шелуха вспыхивала, и в комнате по стенам начинали бегать новые отсветы.
Илона отложила недочитанную книгу и потянулась к стоявшему на круглом столике звонку.
Вошла Глафира.
– Ты звонила, Илоночка?
– Да… Сколько времени?
– Полчаса седьмого.
– Спусти портьеры на окнах. Уже темно… У меня все время болит голова… И кажется, что кто-то подглядывает в окна.
Глафира задернула портьеру.
– Ну, кто может подглядывать? Это твои фантазии, Илона. – Она стала шевелить каминными щипцами прогоравшие поленья и повторила: – Сильные фантазии, да.
– Может быть, – слабо согласилась Илона. – Сядь, тетя Глафа, со мной… Посиди… Снег идет?
Глафира села в кресло напротив Илоны.
– Сыплет понемногу. К ночи разыграется метель. Барометр идет на понижение… Ах, эти русские метели. Один падающий снег, который сдувается ветром, и свист… А помнишь, в Шварцвальде? Ветер играет симфонию… Ущелья трубят… Жутко… А здесь от русских знаменитых метелей мне только скучно и хочется опять домой.
– Отца еще нет? – спросила будто саму себя Илона.
– Он рано ушел в город… Вернется, как всегда, после полуночи.
Илона, не отрываясь, смотрела на каминное пламя.
– Как это странно. Я почти не вижу своего отца. Хотя живу в его доме… на этой русской даче… И эта головная боль, непохожая ни на какую боль, ни с чем не сравнимая… Я как будто и вижу отца, но словно во сне, в каком-то странном тумане, словно сквозь тонкую пелену дыма… голубого, заволакивающего. – Она отвела лицо от огня и взяла Глафиру за руку. – Тебе не кажется это странным?