Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
– Дорогой малыш! Ты получил образование, как хотела твоя покойная мать… – При этих словах отец посмотрел на висевший в простенке большой портрет своей жёны, так безвременно покинувшей нас, и приложил носовой платок к повлажневшим глазам.
Растроганный, я молчал. В эти минуты я памятью оживлял нежные черты мамы. Она так любила меня.
– Сын мой, тяжело говорить, но скажу,- продолжал отец, смотря на меня из-под густых седых бровей. У него был торжественный вид, и выражался он несколько старомодно. – От бывшего нашего лорда нет никаких вестей, и не исключена возможность, что
– Знаю, – произнес я, опуская голову.
– Очень хорошо, что ты сознаешь наше положение, -вздохнул отец. – Ты сам должен отыскать свою судьбу. У моего малыша Сэма крепкие руки и светлая голова, напичканная разными премудростями, а сердце такое же доброе, как у его покойной матери…
Мы оба снова посмотрели на портрет с грустью и благодарностью.
– У тебя, Сэм, есть желание работать,-продолжал отец. – Мы с Реджинальдом видели, как старался ты устроиться здесь, и решили… – С этими словами отец вручил мне два банковых билета. – Возьми, малыш. Эти
деньги – все, что я имею, скудные остатки моих сбережений. Постарайся истратить их так, чтобы потом с благодарностью вспомнить о своих родителях. Помни, что родители всегда любят своих детей. Знай, что над бумагами лорда Паклингтона в конторе я просиживал по четыре часа лишних ежедневно, а твоя добрая мать экономила по мелочам. Мы трудились, чтобы скопить хоть что-нибудь для тебя.- Отец взволнованно затряс головой и протянул мне руки:-Дорогой мой!..
Будучи не в силах говорить, я только склонился на грудь отца, долго целовал его сухие, запачканные чернилами руки и орошал их благодарными слезами.
– Ну, ну, малыш…
Отец ласково потрепал меня по плечу.
– Спрячь деньги… Свет велик, во владениях короля не заходит солнце, и Нептун покровительствует нашему флагу на морях. Устраивайся! А вернешься, будь уверен, ты найдешь в Эшуорфе по-прежнему любящих тебя людей.
Чуть прищурившись, отец покосился на окно, через которое виднелся домик Уинтеров, и я понял, что отец знает о моей тайне.
Отец проговорил со мною до полуночи, сидя в кресле у любимого камина. В юности он путешествовал, и мне пришлось лишний раз выслушать историю, как в Новой Гвинее охотятся за черепахами.
Милый неудачник! До сих пор помню его ласковый взгляд, когда он поднимался по узкой винтовой лестнице к себе в спальню. На ступеньках он приостановился со свечой в руках. Из кухни несло сыростью. Свеча оплывала, и стеариновые сосульки падали на тяжелый медный подсвечник, дрожавший в руке отца. Перегнувшись через перила, отец кивнул мне.
– Не проспи, малыш. Старый Орфи поедет за скипидаром ровно в шесть и согласен захватить тебя. Ты попадешь в Уэсли на поезд семь семнадцать. Спокойной ночи.
Я плохо спал. Решено. Утром я уеду из Эшуорфа потихоньку, чтобы никто и не заметил этого.
Мне показалось, что за окнами начинается шторм. Но это только возвратился дядюшка Реджи. Он бурно спорил о чем-то с Оливией, но внезапно смолк. У Оливии была своя манера управляться с нарушителями спокойствия в ее кухонном царстве. И вскоре я услышал смиренные шаги дядюшки и осторожный скрип двери его комнаты…
Утро сияло осенним очарованием.
Черепичные крыши эшуорфских домов, умытые свежей росой, ярко и разноцветно блистали на солнце. В туманной лиловой дали под пышным пологом розовых облаков еще дремал величественный океан. Шоссе медленно извивалось вокруг холма. Старый Орфи не очень торопился, сидя в повозке, где глухо позвякивали оплетенные соломой аптечные бутылки. Костлявая лошадь мужественно преодолевала подъем на верхнем -шоссе. Эшуорф медленно опускался. Зелень придорожных кустов ласкала мои взоры.
Я мысленно прощался со всем, что мне было дорого здесь. Вот и поворот у моста.
Неожиданно я увидел Эдит. Она стояла на берегу ручья и махала мне рукой. Орфи предупредительно натянул вожжи, и девочка подбежала к остановившейся повозке, из которой я выпрыгнул.
– О, Эдит!
Мы пошли вперед по шоссе. Эдит протянула мне маленький букет горных фиалок:
– Счастливого пути, Сэм.
Глаза Эдит были похожи на темные влажные фиалки.
Я растроганно прошептал:
– Как хорошо, что ты пришла, Эдит!
– Мне хотелось пожать тебе руку на прощанье. Вот и все, – сказала она.
– До свидания, Эди. Ты не забудешь меня?
– До свидания, Сэм. Возвращайся!.. Я буду ждать… Копыта лошади гулко простучали по деревянному мосту. Повозка завернула за холм, и я уже не видел Эдит. Аптекарь меланхолично пошевелил вожжами.
– Не знал я раньше, что маленькая Уинтер любит утренние прогулки.
Я промолчал, дожидаясь, когда мысли старого Орфи перестанут касаться чужих дел, а потом равнодушно заметил:
– Какая теплая погода!
Но аптекарь был упрямцем и любил соваться не в свои дела. Он долго ворчал:
– Не мог старина Пингль придумать чего-нибудь получше, чем отпускать парня от себя. Хм… Вот я… дальше Уэсли не ездил и Эда никуда не пущу. Доктор Флит прав:
даже в раю должна понадобиться аптека. И на наш век хватит…
В непонятном раздражении аптекарь вдруг больно хлестнул лошадь, крикнув:
– Ну ты, инфузория!
Четвероногая "инфузория" нервно взмахнула хвостом и сразу прибавила рыси. Эшуорф остался позади.
ВТОРАЯ ТЕТРАДЬ
Если подробно рассказать обо всех бедах, которые обрушивались на меня с того памятного очаровательного утра, когда я покинул Эшуорф в поисках постоянного куска хлеба, то понадобится чрезвычайно много времени, трудов и бумаги. Скажу только, что неудачи преследовали меня, знаменуя безнадежность моей судьбы на этой планете. Казалось, весь свет сговорился доставлять мне лишь одни неприятности. Отцовские деньги таяли в моих руках, как снег на раскаленной плите. Мечты также превращались в пар. Я бежал от одних неудач и наталкивался на другие, еще более жестокие.