Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
Я угадывал смутные очертания улиц Эшуорфа. Вон торчит шпиль церкви, где настоятельствует Иеремия. А за тем холмом должны быть милые моему сердцу домики. Наверное, золотоволосая Мери выросла… А Эдит Уинтер? При одной мысли о ней она вставала передо мной как живая, сердце начинало биться в груди, как жаворонок в клетке…
Моя прежняя жизнь, Полная приключений, заставила меня присматриваться к окружающему в доме Добби.
Я освоился с хозяйством этой удивительной виллы. Два ветряка давали электрическую энергию, качали воду из артезианского
Часто, наблюдая, как крысы жадно ели похлебку, сваренную Мигли, я раздумывал о Добби. Ведь думать о хозяине контрактом не запрещалось! Какое мне дело до его занятий? Добби, несомненно, бактериолог. Вчера мы с ним, например, целый вечер были заняты приготовлением питательной среды для разведения микробов. Мигли сварил из телятины прекрасный густой бульон, и я тщательно процеживал его через фильтры, потом стерилизовал в автоклаве, стоявшем в первой комнате наверху. Все как будто в порядке вещей. У "змеиного профессора" мисс Лиз тоже занималась подобной кулинарией. Но зачем этому Добби сидеть в уединении и держать зверинец?
Догадка пришла сама собой. Вероятно, Добби изобретатель. В Сан-Франциско я видел на экране картину "Таинственный отшельник", и она тогда произвела на меня потрясающее впечатление. Отшельник изобрел средство разрушить атом, чтобы проникнуть в тайну строения материи. В конце кинофильма лаборатория профессора-отшельника взлетела на воздух, а прелестная дочка отшельника, примчавшаяся на аэроплане спасать папашу, благополучно вышла замуж за лаборанта, оказавшегося сыном миллионера. А Добби? Неужели только чудак?
Как-то на второе за обедом Мигли подал жареную утку с яблоками. Я почему-то заинтересовался, откуда Мигли достал ее. Вообще, каким образом Добби не испытывает нужды ни в чем? Не изобрел ли он средство производить в лаборатории химическим путем жирные сливки, свежие каштаны, настоящих мясистых эшуорфских уток?
Но дело обстояло гораздо проще.
Однажды утром, когда я заснул после ночной работы в виварии, меня разбудил ровный шум авто. Осторожно выглянув в окно, я увидел, что какой-то долговязый рыжий парень привез к решетчатым воротам виллы тюки, ящики, бидоны, сложил их у ворот и уехал. Потом ворота открылись. Мигли подъехал на автокаре быстро сложил привезенное и скрылся за углом – вероятно, повез к кухне. Я толкнулся в дверь. Но моя комната была заперта снаружи. Это мне не понравилось и заставило насторожиться.
Я постучал. Мигли отпер не сразу, проворчав, что не знал о моем возвращении из вивария.
В течение ближайших дней я мог заметить, что Мигли, по-видимому, спускался в город по утрам и возвращался оттуда до моего пробуждения.
Как будто ничего не происходило в нашей размеренной жизни. Раз Добби застал меня смотрящим сквозь решетку на Эшуорф и сказал:
– Контракт кончится через полгода. Тогда можете отправляться, куда вам угодно, Сэм.
– Мне иногда бывает грустно, сэр, – сознался я.
– Хм… понимаю, – ответил Добби. – Но таковы условия… Впрочем, я сам уже порядочно устал от моего затворничества. Знаете, не совершить ли нам завтра прогулку по горам? Они красивы, не правда ли?
И вот мы перешагнули порог железной калитки.
– Будьте моим проводником, Сэм, – сказал Добби, сделав сотню шагов и подойдя к обрывистому краю площадки. – Меня не интересует побережье… Таких городков, как Эшуорф, очень много в нашей стране. А вот горы… Хм… Мне думается, Сэм, что вы родились поблизости отсюда.
– Да, сэр.
– И вы, может быть, знаете, куда ведет эта тропинка? Среди терновника вверх поднималась крутая тропинка, которую я знавал еще, когда здесь не было виллы.
– Это Черный Холм, – сказал я, думая некоторой откровенностью замаскировать свое основное желание ближе познакомиться с Добби.- За холмом пойдет старая дорога к шахтам.
– Если это не очень далеко, то ведите туда, Сэм, проговорил Добби. – Я думаю, оттуда откроется более широкий вид..
– Вы правы, сэр, – согласился я, сворачивая на каменистую тропу.
С вершины Черного Холма мы любовались широким бурным океаном и красивым побережьем, обрамленным густой лентой белопенного прибоя. Скала Двух Роз торчала далеко внизу и теперь казалась серым пятнышком. Густые облака медленно плыли над океаном, образуя причудливые силуэты. Сосновые купы у горы Шарпи и лес Патрика темно-зелеными каскадами сбегали вдали к берегу. Стоял конец зимы, и прохладный ветер в сочетании с теплотой солнечных лучей был приятен. Какая чудесная картина развертывалась передо мной! И какая очаровательная тут тишина! Только сухие кусты шуршат от легких порывов ветра.
Добби, заложив руки за спину, прохаживался по вершине холма. Иногда он ударял ногой по придорожному камешку и слушал, как он шумит, скатываясь вниз. Это занятие, кажется, забавляло его. Он о чем-то напряженно думал. А я любовался картинами природы.
"Как прекрасна моя родина!-сказал я себе.-Вид отсюда лучше, чем у знаменитых "Вoрот в Индию". Здесь красивее, чем на Цейлоне и в Калифорнии…"
Вспомнились низкие, сумрачные берега- Южной Африки, зной Мексики и душные заросли владений ДанбиГанджа…
Острокрылая большая птица пролетела над моей головой и хищно вскрикнула позади меня. Она охотилась за какой-то пичужкой, таившейся в кустах. Я обернулся. Добби сидел на обломке скалы и внимательно смотрел в противоположную от океана сторону.
– Сэм, сюда, – поманил он меня.
– К вашим услугам, сэр, – приблизился я.
– Что за этим оврагом? – спросил он, показывая на дальние холмы.
"А, он хочет проверить меня, правду ли я сказал, что родом отсюда", подумалось мне, и я удовлетворил любопытство хозяина: