Десятка (сборник)
Шрифт:
– Что там дают, не знаете? – спросил он у дядьки в коричневой куртке.
– Пуловеры какие-то, но, вроде, не очень. Польские, что ли…
Валера стоял у афиши кинотеатра «Октябрь». Фильм назывался «Короткий фильм о любви». Он посмотрел на часы, стал подниматься по ступенькам ко входу.
В фойе было пусто. Валера подошел к буфету, вынул из кармана рубль.
– Мороженое.
Буфетчица кивнула, достала из холодильника вафельный стаканчик. Валера снял приклеенную сверху круглую бумажку, бросил в урну.
Валера,
– Не, я жидов вообще ненавижу. – Лёдя поставил бутылку на заплеванный асфальт под ногами, вынул из пачки «Столичных» сигарету. Пыр потянулся к пачке, Лёдя спрятал ее в карман. Валера достал из кармана такую же, взял себе сигарету и дал одну Пыру. Все закурили.
– Ну, хули вы молчите? – Лёдя затянулся, взял бутылку, сделал глоток. – Хули вы, бля, молчите? Я им говорю, что жидов надо давить, а им, типа, насрать.
Валера поднял глаза, посмотрел на Лёдю.
– Что, типа, я херню говорю? Правильно их Гитлер давил. И вообще, все это – пиздеж, что нам про Гитлера говорят. Концлагеря там… У него концлагеря были только для жидов. А все нормальные люди жили хорошо. Лучше бы мы под Гитлером жили, чем под коммунистами. Мне дед рассказывал – его взяли в плен. Подержали три недели, потом выпустили, дали работу – заведующим офицерской столовой. Марки платили, прикиньте? А немка одна – жена там какого-то их начальника, давала ему и потом подарила кольцо золотое, прикиньте? А нам говорят – Гитлер плохой, хуе-мое. Счас и про Ленина говорят столько всего, а раньше молились, бля, на него, долбоёба…
Лёдя одним глотком допил пиво.
– Ну че, пошли погуляем?
Валера пожал плечами. Парни поднялись с лавки, поставили пустые бутылки на асфальт. Там уже стояло несколько. Одна упала, звякнула, покатилась.
– Зря ты, Шуня, бросил футбол, – сказал Лёдя.
Парни шли по пустынной неасфальтированной улице в частном секторе. Фонарь освещал телефонную будку с оторванным проводом.
– Ну, бросил – и бросил. Что сейчас про это говорить? – сказал Валера.
– Как это – что говорить? Играл бы сейчас в «Днепре». Знаешь, сколько они получают? Тысяча в месяц – зарплата, за победу – еще пятьсот каждому, за победу в гостях – восемьсот, за ничью в гостях – триста? Ты прикинь, неплохо, да? Ну и форма там, «адидасы», само собой… Надо это, купить себе «кроссы». Футболисты, конечно, не сдают – им это не надо. А со спортинтернта – там легкоатлеты всякие, если в карты продуют, то чтоб долг отдать, могут новые «адидасы» за сотню сдать. Ты прикинь – «адидасы» за сотню?
Улица упиралась в насыпь железной дороги. Два последних фонаря не горели. Еле светилось окно в крайнем деревянном доме. У калитки лежали распиленные поленья.
Навстречу парням от железной дороги шел мужик в куртке и вытертых джинсах, с сумкой через плечо. Он посмотрел на парней.
– Э, ну и чё вы ходите тут, а? – Мужик остановился. – Ищите, где что украсть, да?
– А какое пизде дело? – Лёдя глянул на него. – И кто ты вообще такой, а?
– Не понял… Я что, тебе должен отчитываться? Это ты мне скажи, кто ты такой, ясно? Чтобы мне всякое там говно мелкое…
– Повтори, что ты сказал, ну-ка!
Мужик сделал два шага к парням. Он был невысокого роста, но плотный, лет тридцать – тридцать пять.
Лёдя посмотрел на него, улыбаясь.
– Что, борзый, скажешь? – Мужик посмотрел ему прямо в глаза.
– А если и борзый, то что? Что, может, выскочим?
– Это ты мне предлагаешь?
– Да, тебе, а кому еще?
Мужик осклабился, покачал головой.
– Что, сцышь?
– Это ты, может, сцышь.
Мужик снял с плеча сумку, повесил на забор. Лёдя посмотрел на него, улыбнулся. Мужик резко ударил Лёдю локтем под дых. Лёдя присел. Мужик со всей силы ударил его ботинком в лицо. Лёдя отлетел к забору.
– Ну а ты что смотришь? – Мужик повернулся к Пыру.
– Я это, ничего…
Мужик дал ему ногой по яйцам. Пыр сморщился, сделал два шага назад. Мужик подошел, стал молотить его кулаками. Пыр упал. Мужик, наклонившись над ним, продолжал его бить.
Валера ударил его поленом по голове. Мужик вскрикнул, повернулся, упал на спину. Валера ударил опять – с замахом, круглой стороной. Хрустнули кости. Мужик приглушенно застонал. Валера ударил еще и еще. Мужик перестал стонать.
Лёдя приоткрыл глаза, улыбнулся.
– Ну, ты даешь, футболёр, стране угля.
– Хоть мелкого, но до хуя. – Пыр захихикал, размазывая рукавом кровь по лицу.
– Ладно, валим отсюда, на хуй.
Лёдя поднялся, держась за забор. Парни пошли к железной дороге. Где-то рядом загавкала собака.
Валера повесил куртку на крюк.
– Ну, как ты сегодня? – спросила из комнаты мама. – Что в училище?
– Ничего, все нормально.
– Есть будешь?
– Да.
– Там котлеты есть. Хочешь – разогрею?
– Не надо.
Валера и Света сидели на заднем крыльце школы. На забитой досками двери ножом было вырезано «Рабочий – сила, Менжинка – козлы». Несколько пацанов лет по четырнадцать-пятнадцать играли на вытоптанном поле в футбол потертым мячом.
– Ты, вроде, занимался футболом? – спросила Света. – Или кто-то другой из ваших пацанов?
– Я. До девятого класса, до середины…
– А потом?
– Потом у меня была травма. Разрыв связок…
– Да, точно, я помню – ты еще на костылях ходил в школу… И потом ты уже не мог играть, да? То есть, ты, получается, инвалид?
– Нет, конечно. Ты что – вообще? Инвалид… У меня все в порядке, я и в футбол могу играть, только не на таком уровне. Там знаешь, какие нагрузки?
– И ты ездил на какие-нибудь соревнования? Ну, когда занимался?
– Да. В Минск, в Гомель, в Бобруйск.
– И забивал голы?
– Да.
– А какой у тебя был номер?
– Сначала восьмерка, а потом – десятка. Это как раз после чемпионата в Мексике… Все хотели десятку, а она как раз освободилась. Пацан, у которого она была, уже по возрасту не попадал. А десятка была у Марадоны, и все хотели, как он. Чуть морды друг другу не поразбивали. Решили в конце концов кинуть жребий – и она мне досталась.