Детектив дальних странствий
Шрифт:
– Ты опять за свое взялся?! – долетел ее визгливый вопрос.
Мужчина проговорил что-то успокаивающее, однако дама взорвалась. До Садовниковой донесся ее громкий площадной мат.
– А ну заткни свое хлебало! – гаркнул Николай.
Дама не унималась. Редкие прохожие – в основном русскоязычные туристы – прекрасно понимали все оттенки «великого-могучего» в исполнении дамочки и боязливо сторонились, проскакивая зачумленное место. Кавалер, болезненно ощерившись, гаркнул матом в ответ – однако женщина не унималась. Тогда он схватил ее за плечи и мощно тряхнул. Она вырвалась и со всей силой и злостью залепила ему пощечину. Но мужчина терпеть не стал. Рыцарский закон – не поднимать руку на слабый пол – он явно не усвоил. Его ответ оказался не пощечиной и даже не оплеухой, а настоящим боксерским ударом – точно под глаз фифы. Она отлетела, да так, что чуть не упала.
– Будь ты проклята, сука! – прорычал мужчина, развернулся и зашагал прочь, не глядя на униженную и пострадавшую. А та как-то сразу притихла и зарыдала, схватившись обеими руками за лицо.
– Извините, может быть, вам помочь? – бросилась к ней Татьяна, но та злобно гаркнула:
– Иди ты к черту!
От подобного приема Таня отшатнулась. «Да ну ее к богу в рай, а то еще придумает чего и меня к своему драгоценному приревнует!»
…Зато несколько дней спустя, когда Николая убили – а Садовникова была уверена, что произошел не несчастный случай, как полагали все вокруг, а именно убийство, – этот эпизод, эта ревность со стороны законной половины легли в Татьянину копилку в виде еще одной возможной версии, кто и почему мог с мужчиной расправиться…
Итак, дела бизнеса – и тот серый молодой человек, что выходил из комнаты Николая.
Или «секретный конструктор», с которым они сговаривались в ночном клубе.
Или массажист Илья, который за что-то мстил.
Или обезумевшая от ревности супруга.
Или, может, кто-то еще?
Но покуда убийство не совершилось – да Таня, как и прочие постояльцы «Колизеума», даже подумать о нем не могла, – она продолжала наслаждаться процедурами, минеральной водой, прекрасной пищей, прогулками, сном. Все болезненные ощущения в области живота, которые начали беспокоить ее в Москве, куда-то благополучно исчезли. Спалось хорошо, настроение было прелестным, на подъеме.
Единственное, что начало слегка досаждать, – недостаток общения. Русские тетеньки на излечении в основном вели разговоры о своих болячках, а также методах пластической и лазерной хирургии. Девчонки, худая-злая и полненькая – как оказалось, маркетологи из крупной московской фирмы, – съехали. Обслуживающий персонал знал русский язык строго в соответствии со своими функциями, ни больше ни меньше. Если доктора объяснялись свободно и сносно, то сестрам хватало уровня: «Поднимите руку» или «Ложитесь».
С девчоночкой на ингаляциях, поклонницей Кинга, Таня болтала по-английски. Обсудили все того же писателя, мастера саспенса, но на этом знание литературы, что современной, что американской, что вообще, у девчонки кончилось. Она даже «Над пропастью во ржи» не то что не читала – не слышала. Пришлось переключиться на обсуждение сериалов – и то медсестра предпочитала ужастики типа «Такие странные дела».
Русская женщина, которая подавала простыни на жемчужных ваннах, языком родимых берез владела в совершенстве. И было в ней что-то притягивающее – хоть и гораздо старше Татьяны, далеко за сорок, и социальный статус явно ниже, и следы чрезмерного увлечения алкоголем на лице, но Садовникова постепенно разговорила ее (помогли и щедрые чаевые). Звали ее Наташа, и оказалось, что живет она здесь, в Кенигсбаде, больше пятнадцати лет. Есть даже своя собственная, не съемная квартира, и она давным-давно гражданка Евросоюза. Про то, есть ли муж, Татьяна даже не спрашивала больше – и так видно, что ее новая товарка одинока. Осведомилась о детях – та односложно ответствовала: «Сын. Взрослый».
– Давайте, может, с вами повидаемся в городе? Посидим где-нибудь в кабачке, пива выпьем?
Наталья даже испугалась:
– Что вы, что вы! Нам не положено встречаться с клиентами.
– А мы никому не скажем, никто и не узнает.
Но вместо ответа медсестра вышла из комнаты, оставив девушку в ванне. И когда процедура закончилась и она вернулась подать простыню, тема не возобновилась. Татьяна, впрочем, была уверена, что разговор продолжится и в следующий раз они сговорятся куда-нибудь сходить.
Но потом мерная санаторная скука вдруг взорвалась. Когда ничто, что называется, не предвещало.
Принятие минеральных ванн – или «жемчужных», как их для красивости называли – организовано было следующим образом. (Описание здесь последует потому, что это имеет отношение к случившейся смерти – или, как считала Татьяна, убийству.) Все процедуры в отеле производили на цокольном, или подвальном, этаже – в советские времена это место наверняка выспренно называли фабрикой здоровья. Там были бассейн и сауна, помещения для ингаляций, грязей (или парафанго), массажа и лимфодренажа. Принятие ванн, как и все прочее, также было поставлено на промышленную основу. В строго назначенное время клиент-пациент подходил к ряду дверей без ручек и замочных скважин. Ровно по расписанию, секунда в секунду, дверь отпиралась изнутри, и радушная дама в белом халате приглашала: «Пожалуйста!» Обычно в случае ванн это была русская Наташа, но именно в тот раз оказалась какая-то новенькая.
В маленькой комнатке – практически каморке площадью три квадратных метра, с зеркалом, феном, вешалкой и топчаном – полагалось раздеться. Таня обычно спускалась на процедуры в халате на голое тело, поэтому через минуту служительница приглашала ее – через узенький коридорчик – к следующему ряду комнат. Между комнатами этими имелись перегородки, однако не до самого потолка, а вход в каждую отделяла пластиковая шторка вроде тех, что используют в домашних ванных. В комнатке имелась ванна наподобие джакузи, уже наполненная. Медсестра обычно следила, как пациент залезает внутрь, не поскользнется ли, не брякнется. Спрашивала: «Холодно? Горячо? Хорошо?» Если температура устраивала, желала-пропевала: «Приятной процедурки!» – и исчезала принимать других клиентов, готовить-мыть-наливать для них новые ванны.
В этот раз заведенный порядок нарушился тем, что Таня спросила служительницу: «А где Наташа?» – и та буркнула в ответ: «Не работает» – и исчезла, так что Садовникова даже не успела уточнить, что это значит – выходная? заболела? уволилась? – и решила разузнать, когда ванна закончится. Все-таки в той Наташе – немолодой, некрасивой, видимо, втихомолку пьющей и скорее несчастной, чем благополучной, – имелась какая-то тайна, которую девушке хотелось разгадать. И даже, может, пожалеть ее, приласкать.
Откинув голову на резиновую подушечку, Татьяна погрузилась в минеральную воду. Ей предстояло двадцать минут релакса, кайфа, расслабления. Пузырьки минеральной воды приятно щекотали кожу. В отличие от лимфодренажа или грязей, девушка тут не засыпала, а впадала в ласковое полузабытье, нирвану.
Однако в этот раз расслабиться не получилось. Обычно из соседних кабинок и коридорчика доносилось бурление заливаемой в ванну воды, или звуки уборки, или короткие угодливые переговоры персонала с клиентами. А теперь до Тани долетел грубый, напористый, почти захлебывающийся, чей-то обвиняющий монолог. Ни одного слова слышно не было, только интонация – полная гнева, обиды, печали. О чем говорят, также было не разобрать и не определить, на каком языке, но Татьяне отчего-то казалось, что по-русски. И не очень ясно было, чей голос обвиняет – мужской ли, женский. Может, тонкий мужской? Или грубоватый женский? А невидимый человек все бросал кому-то в лицо гневные инвективы, так что Садовниковой даже почудилось на минуту, что идет радиотрансляция из серии «Театр у микрофона», или телевизор вдруг включили, какое-нибудь ток-шоу из тех, где супруги обвиняют друг друга в измене и вот-вот подерутся (и порой дерутся). «Что за ерунда? – подумалось ей. – Никогда ничего подобного в отеле, в высшей степени буржуазном, не происходило! Все обычно мерно, расслабленно. Не хотите ли того-то? А пожалуйте сюда-то. А тут!.. Безобразие, можно сказать! Но интересно».