Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (сборник)
Шрифт:
— Буду рад, мистер Гремионис, потому что у меня создалось впечатление, что вы действительно невиновны, но как я могу быть полностью уверенным, если вы не разрешаете мне задать вам несколько вопросов?
Гремионис нерешительно помолчал, а потом с вызовом откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и сказал, неудачно изобразив спокойную небрежность:
— Задавайте. Мне скрывать нечего. А когда закончите, извольте немедленно поговорить с Глэдией по трехмернику позади вас и сказать ей то, что я требую, не то вам придется так
— Я понял. Но сначала… Как давно вы знакомы с доктором Василией Фастольф, мистер Гремионис? Или с доктором Василией Алиеной, если вам она известна под этой фамилией?
Гремионис замялся, а потом сказал с напряжением в голосе:
— Почему вы задаете этот вопрос? Какое он имеет отношение к делу?
Бейли вздохнул, и его угрюмое лицо помрачнело еще больше.
— Хочу напомнить, мистер Гремионис, что вам нечего скрывать и что вы намерены убедить меня в своей невиновности, чтобы я в свою очередь убедил в ней Глэдию. Просто скажите, как давно вы знакомы с доктором Василией. Если вы с ней не знакомы, так и ответьте, но будет только честно предупредить вас, что, по словам доктора Василии, вы с ней близко знакомы. Во всяком случае, настолько, чтобы предложить себя.
Гремионис как будто расстроился. Он сказал дрожащим голосом:
— Не понимаю, почему это надо во что-то раздувать. Предлагать себя — общепринятый социальный обычай, который никого третьего не касается. Ну да вы-то землянин, вот и зациклились на этом.
— Насколько я понял, она вашего предложения не приняла.
Гремионис уперся в колени стиснутыми кулаками.
— Принять или не принять — это ее дело. Кое-кто предлагал мне себя, а я отказывал. Тут нет ничего такого.
— Ну хорошо. Как давно вы с ней знакомы?
— Несколько лет. Около пятнадцати.
— Вы были знакомы с ней, когда она еще жила у доктора Фастольфа?
— Тогда я был еще ребенком, — ответил Гремионис краснея. — Когда я только-только кончил курс и стал персональным художником, меня пригласили смоделировать для нее костюмные ансамбли. Они ей понравились и с тех пор она пользовалась только моими услугами. В этой сфере, разумеется.
— Значит, вы заняли свое нынешнее положение, так сказать, официального персонального художника Института робопсихологии по ее рекомендации?
— Она знала мою квалификацию. Я прошел отборочные испытания наравне с другими и занял свое положение по праву.
— Тем не менее она вас рекомендовала?
— Да, — сердито буркнул Гремионис.
— И вы чувствовали, что можете достойно ее отблагодарить, предложив себя?
Гремионис поморщился и облизнул губы, словно избавляясь от неприятного вкуса.
— Это от-вра-ти-тельно! Видимо, землянин иначе и думать не способен. Мое предложение означало только, что я хотел его сделать.
— Потому что она привлекательна и душевна?
Гремионис замялся.
— Ну, особенно душевной я бы ее не назвал, — сказал он осторожно. — Но привлекательна она бесспорно.
— Мне говорили, что вы предлагаете себя кому ни попадя без всякого разбора.
— Это ложь.
— В каком смысле ложь? Что вы себя предлагаете всем или что мне об этом сказали?
— Что я предлагаю себя всем. Кто вам это сказал?
— Мне кажется, ответ на ваш вопрос нецелесообразен. Вам понравится, если я буду называть вас как источник неприятной кому-то информации? Были бы вы со мной откровенны, если бы так думали?
— Ну, в любом случае тот, от кого вы это услышали, лгал.
— Возможно, это было просто преувеличение для пущего эффекта, Вы предлагали себя кому-нибудь еще до доктора Василии?
Гремионис отвел глаза:
— Раза два. Но не серьезно.
— А к доктору Василии вы относились серьезно?
— Ну-у…
— Насколько я понял, вы предлагали себя ей несколько раз вопреки аврорианскому обычаю.
— А! Аврорианский обычай… — в бешенстве начал Гремионис, но тут же взял себя в руки и нахмурился. — Послушайте, мистер Бейли, могу я говорить с вами строго конфиденциально?
— Да. Все мои вопросы имеют целью установить, что вы не имели отношения к смерти Джендера. Как только я удостоверюсь в этом, можете не сомневаться, что я сохраню в тайне все, что услышу от вас.
— Ну хорошо. В этом нет ничего дурного, и я ничуть не стыжусь, поймите. Просто я не люблю размениваться и имею право жить по-своему, верно?
— Безусловно, — ответил Бейли сочувственно.
— Видите ли, по-моему, секс тогда прекрасен, когда между партнерами возникла глубокая любовь и нежность.
— Мне кажется, это так и есть.
— Ну а тогда никого другого больше не нужно, так?
— Звучит логично.
— Я всегда грезил, как найду идеального партнера и никого больше не стану искать. Это называется моногамией. На Авроре она не существует, но на некоторых мирах ее соблюдают. И на Земле тоже, верно, мистер Бейли?
— В теории, мистер Гремионис.
— Это то, что нужно мне, Я ищу уже давно. Иногда я экспериментирую с сексом, но мне всегда чего-то не хватает. И вот я познакомился с доктором Василией, и она призналась мне… Ну, люди бывают очень откровенны со своими персональными художниками, потому что его работа — глубоко личная… И это уж совсем конфиденциально.
— Так продолжайте же.
Гремионис облизнул губы.
— Если то, о чем я сейчас расскажу, станет известно еще кому-то, я погиб. Она сделает все, чтобы я больше не получал заказов. Вы действительно уверены, что это имеет отношение к делу?
— Не сомневайтесь, мистер Гремионис, это может оказаться решающим.
— Ну, в таком случае… — Гремионис явно не поверил до конца. — Так вот: из того, что проскальзывало в разговорах доктора Василии со мной, мне стало ясно… — его голос понизился до шепота, — что… что она девственница.