Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (сборник)
Шрифт:
— А Глэдии вы этого объяснить не пытались? Возможно, она поняла бы.
— Нет, не пытался. Ей было бы неприятно. О таких вещах не говорят. Мне требуется психоправ.
— И вы обращались к нему?
— Нет.
— Почему?
Гремионис нахмурился:
— У вас манера задавать бесцеремоннейшие вопросы, землянин!
— Возможно, именно потому, что я землянин. Неотесанный. Кроме того, я следователь, и мне необходимо знать все это. Так почему вы не обратились к психоправу?
Неожиданно Гремионис засмеялся:
— Я же вам сказал. Лечение
Бейли задумался, а потом спросил:
— Вы не знаете, доктор Василия по-своему не психоправ?
— Она робопсихолог. Говорят, что это почти одно и то же. Если вы знаете, что происходит в голове у робота, значит, имеете понятие и о том, как работает человеческий мозг. Во всяком случае, существует такое мнение.
— Вам не приходило в голову, что Василия знает, какие странные чувства вызывает в вас: Глэдия?
— Я ей об этом не говорил! — Гремионис весь напрягся. — То есть вот как сейчас вам.
— Но ведь она могла понять ваши чувства и не спрашивая ничего? Ей известно, что вы неоднократно предлагали себя Глэдии?
— Ну-у… Она спрашивала, как идут мои дела… По праву давней знакомой, понимаете? Ну, я отвечал. Но вообще. Без признаний.
— А вы уверены, что признание не вырвалось у вас случайно? Она же, несомненно, подталкивала вас продолжать.
— Ну-у… теперь, когда вы об этом заговорили, мне все представляется немного по-новому. Не понимаю, как вам удалось внушить мне такую мысль. Наверное, из-за ваших вопросов, но теперь мне кажется, что она продолжала одобрять мою дружбу с Глэдией. Прямо ей содействовала. — Лицо у него стало встревоженным, — Прежде мне и в голову не приходило. Я просто ни о чем таком не думал.
— Как вы считаете, почему она подталкивала вас повторять ваши предложения Глэдии?
Гремионис жалобно вздернул брови и провел пальцем по усикам.
— Наверное, можно предположить, что она пыталась от меня избавиться. Застраховывалась, чтобы я больше ей не досаждал. — Он усмехнулся. — Не очень лестно для меня, а?
— Доктор Василия перестала относиться к вам по-дружески?
— Вовсе нет. Даже наоборот.
— Она пыталась вам советовать, как лучше вести себя с Глэдией, чтобы добиться успеха? Например, проявлять больше интереса к творчеству Глэдии?
— Этого не требовалось. Творчество Глэдии и мое очень близки. Я работаю с людьми, а она с роботами, но оба мы — дизайнеры, художники. Это сближает, понимаете? Мы даже иногда помогаем друг другу. Кроме тех случаев, когда я предлагаю себя и получаю отказ, мы настоящие друзья. Если подумать, так это очень много.
— Доктор Василия рекомендовала вам проявить больше интереса к работе доктора Фастольфа?
— С какой стати? О работе доктора Фастольфа я понятия не имею.
— Но Глэдия могла интересоваться работой своего покровителя, и тогда это был бы способ понравиться ей.
Гремионис сощурился. Он вскочил на ноги, стремительно прошелся по комнате, остановился против Бейли и сказал:
— По-слу-шай-те! Я, конечно, не самый умный человек на планете, и даже в первый десяток не вхожу, но я все-таки не идиот и понимаю, к чему вы клоните.
— О?
— Все ваши вопросы направлены к тому, чтобы я сознался, будто доктор Василия подтолкнула меня влюбиться в Глэдию… И я… — Он удивленно умолк. — Я влюблен! Как в исторических романах… — Он задумался, и в глазах у него засветилось радостное изумление. Затем оно опять сменилось злостью, — Подтолкнула влюбиться и оставаться влюбленным, чтобы я выведал побольше у доктора Фастольфа и узнал, как вывести из строя этого робота… Джендера.
— Вы так не считаете?
— Нет! — закричал Гремионис. — Я ничего не понимаю в робопсихологии. Ни-че-го! Как бы подробно мне ни объясняли, я все равно ничего не пойму. И уверен, что Глэдия тоже. И никому никаких вопросов по робопсихологии я не задавал. Никто ничего мне про робопсихологию не говорил. Ни доктор Фастольф, ни кто-либо другой. Доктор Василия ничего подобного мне не советовала. Ваша омерзительная теория не стоит и выеденного яйца! — Он взмахнул руками. — Полная бессмыслица. Бросьте о ней думать.
Он снова сел, скрестил руки на груди и так крепко сжал губы, что усики ощетинились.
Бейли поднял глаза на апельсин, который по-прежнему тихо играл приятные мелодии и мягко менял окраску, завораживающе покачиваясь по короткой дуге.
Если выпад Гремиониса сбил его, он ничем этого не выдал.
— Я все понял, — сказал он, — но тем не менее вы часто видитесь с Глэдией?
— Да, вижусь.
— Ваши повторные предложения не оскорбляют ее, а ее повторные отказы не оскорбляют вас?
— Мои предложения полны вежливости. — Гремионис пожал плечами. — Ее отказы полны мягкости. Что должно нас оскорблять?
— Но как вы проводите время вместе? О сексе, очевидно, и говорить нечего, робопсихологию вы тоже не обсуждаете. Чем же вы занимаетесь?
— А что — все отношения между людьми исчерпываются сексом и робопсихологией? Нам есть чем заняться вместе. Ну, во-первых, мы беседуем. Ее очень интересует Аврора, и я часами описываю нашу планету. Она же почти ее не видела, понимаете? А она часами рассказывает мне про Солярию — какая это адская дыра. Я даже Землю предпочел бы, не поймите меня превратно. И еще — ее покойный муж. Какой жалкий субъект! У Глэдии, бедняжки, жизнь была очень тяжелая. Мы вместе бываем на концертах, несколько раз я возил ее в Институт художеств, и мы работаем вместе, я же вам говорил. Мы вместе рассматриваем мои эскизы или ее эскизы. Сказать откровенно, по-моему, роботы большого простора для вдохновения не дают, но каждому свое, понимаете? Вот и она посмеивается, когда я объясняю, насколько важна правильная стрижка. Она сама носит волосы немножко не так. Впрочем, больше всего мы вместе гуляем.