Детектив перед сном
Шрифт:
— О, господа не верят в мою виновность? Приятно слышать! — оживилась Афродита. — Тогда почему слуги господ устроили мне такую приветливую встречу? Может быть, в этом доме принято встречать людей с автоматом наперевес?
— Увы, — покачал головой граф, — не будь я осторожен, меня бы, вероятно, уже не было в живых.
— А для чего, вы думаете, мы здесь спрятались?! — истерично затряс жирными щеками барон Филипп де Чинфуего да Миердадиос. — Или, думаете, нам лучше сидеть дома и ждать, пока нас отправят на тот свет?! Как графа фон Хазенталя и полковника фон Гофманзау! Тех, других, да простит мне бог, не жалко…
Эрентраут Мария сотряслась от рыданий при упоминании имен мужа и любовника.
— Бог мой, я ничего не понимаю! —
Примерно после часа довольно сумбурного объяснения, в котором участвовало все собрание, картина начала проясняться. И помогла в этом совершенно безудержная ненависть, которую все эти господа питали к покойной баронессе. Отбросив так называемые приличия, наплевав на мумифицированную сентенцию о том, что о мертвых следует говорить хорошее либо помалкивать, они дали волю языкам. Герлинда фон Шнепфенфус призналась, что она даже поставила свечу богородице, чтобы та простила грехи убийце баронессы. Итак, выяснилось, что все члены правления ЕДМ подвергались шантажу и вымогательствам. Более того, чтобы стать членом правления, необходимо было подвергнуться шантажу и вымогательству. Таким способом баронесса, как утверждали теперь ее жертвы, достигала полной уверенности, что правление узаконит ее любую прихоть. Потому-то она и не считала для себя обязательным присутствовать на заседаниях. Все хозяйственные, так сказать, вопросы она поручила виконту де Бассакуру и благородному Гансу фон Гиммельройту. Понятно, что их также ненавидели и боялись.
Афродита, слушая все это, только качала головой. Предположения ее подтверждались одно за другим. Вызвало улыбку замечание Изабеллы де Мумо, что никакой баронессы, может быть, вовсе не существовало, виконт и благородный секретарь придумали ее, чтобы легче было ловить рыбку в мутной воде.
Но фонтан признаний не был уже таким безудержным. Пытаясь копнуть глубже, узнать, чем же оперировала тетушка и ее милые замы, какой уздой взнуздывали они это голубокровное стадо, она наталкивалась на глухую стенку. Впрочем, кто и когда делал саморазоблачения публично? Но свое появление в Кельне они вполне откровенно объясняли: суть не столько в смерти их председательницы, сколько в стремлении быть ближе к документам, с помощью которых велся шантаж. Гибель баронессы и одного из ее подручных давала надежду заполучить эти документы.
— Мы увидели, что для нас заалело, наконец, утро! — резюмировала Герлинда фон Шнепфенфус, обнаруживая склонность к поэтическому.
Они рассчитывали достичь быстрого соглашения с виконтом, предложив ему немалую сумму за бумаги. Но виконт неожиданно заупрямился. Посланным к нему Конде делла Скала, графу фон Хазенталю и монсиньору Барлини он заявил, что намерен точно выполнить волю покойной. Это относится и к развитию ЕДМ, и к использованию всех прежних как общественных, так и частных источников доходов на благо общего дела восстановления монархии. Великие задачи требуют жертв, и кто этого не понимает, тому он постарается втолковать. В ответ на недвусмысленную угрозу граф Хазенталь, совершенно потеряв самообладание, стал кричать, что он и не подумает доверить свои честные деньги грязным рукам виконта. Уж лучше смерть, чем весь этот позор. Виконт лишь презрительно пожал плечами. Затем он просто-напросто выставил делегацию за дверь, не забыв напомнить каждому, что взносы должны делаться так же аккуратно, как и прежде. Этот разговор произошел часов за десять до поминального ужина, который бедному графу не довелось пережить. Его желание скорее умереть, чем платить, исполнилось буквально.
— Молниеносное обслуживание, — заметила Афродита; графиня Хазенталь прищурилась на нее. — Пардон, я хотела сказать, что виконт де Бассакур не теряет времени. Если, конечно, это он убийца графа.
— Вы сомневаетесь? — спросил граф делла Скала.
— Да, — отвечала Афродита. — У меня на этот счет большие сомнения. Вы, наверное, помните, что
— Доктора Крафта, — помогла Герлинда фон Шнепфенфус.
— Совершенно верно. Мне непонятно, — как он ухитрился добавить в «бурбон» яду.
— Наверно, у него были сообщники, — подал голос князь Червенков.
— Возможно, — ответила, подумав, Афродита. — Установить это не так трудно. Но тут есть еще кое-что. Если я вас правильно поняла, вы знали, что интересующие вас документы находятся не у меня. И уж наверняка вы это поняли после встречи ваших делегатов с виконтом, верно?
— Конечно, — сказала Изабелла де Мумо. — Они нам сообщили все в подробностях. А кроме того} мы знали это и до переговоров с виконтом. Я своими глазами видела бумаги. — Она на секунду умолкла, потому что все как-то мрачно оживились. — Не понимаю, господа, вы ведь знаете, это я сообщила, где надо искать. — Она повернулась к Афродите. — Видите ли, мадемуазель, почти сразу после смерти баронессы я отправилась к виконту и попыталась взять… ну, вы понимаете, как может женщина пытаться… что тут особенного?..
— И дальше? — спросила Афродита.
— Он мне показал фотографии… Да, показал, но и не подумал отдать. Взял и снова запер их в сейф в своем кабинете.
— После чего вы оделись? — поинтересовалась безутешная графиня фон Хазенталь.
Герцогиня надулась:
— Вместо благодарности, что я не скрыла, где документы…
— Да, после того, как стриптиз не сработал, — пробурчал князь Червенков.
— Вас это удивляет, князь? — спросила Герлинда фон Шнепфенфус.
— У кого есть, тот имеет, — парировала Изабелла, смерив богаделку презрительным взглядом.
Афродита сочла необходимым положить конец задымившейся междоусобице.
— Герцогиня сделала, что могла, — сказала она, чуть подчеркнув последнее слово и глянув на пышную грудь владелицы салона красоты. — Теперь мы наверняка знаем, что бумаги, о которых речь, находятся у виконта. Но почему не знал этого полковник?
— Увы, — произнес вдруг барон Филипп и неожиданно фыркнул, ударив себя по ляжкам. Гулко хмыкнула борода князя. Граф делла Скала хихикнул, прикрыв рот ладонью. Богаделка Герлинда еще более поджала тонкие губы. Герцогиня открыто улыбнулась Афродите. Не покинула печаль лишь Валентина Кальбе да графиню Хазенталь, которая и прекратила странное оживление, обратись к Афродите:
— Видите ли, любезнейшая, Трутц, я хочу сказать, полковник фон Гофманзау был чрезвычайно прямолинейным человеком.
— Светлая душа, — вставил Кальбе.
— Да, Валентин, — сказала графиня. — Лучше вас, в конце концов, его никто не знал…
— Вы в этом уверены, дорогая? — Герлинда фон Шнепфенфус злобно уставилась на графиню.
Но тут вмешался Конде делла Скала, к которому вернулась тоскливая озабоченность:
— К сожалению, мы не могли посвятить полковника в эту тайну, — пояснил он. — Именно в подобных вопросах он был излишне э-э… эмоционален, он был, так сказать, вот именно простая душа, если графиня позволит мне так выразиться…
Эрентраут Мария слегка кивнула.
— Простая или светлая, — сказала Афродита раздраженно. — Он был убежден, что бумаги находятся у меня. И это, по собственному его признанию, сообщил ему виконт. Значит, перед тем они встретились.
Кальбе попросил слова, подняв по-школярски руку:
— Это верно, — начал он. — Господин полковник в самом деле имел с господином виконтом разговор и в результате получил сведения о том, что мадемуазель является наследницей баронессы, что она приехала сюда, чтобы вступить в наследство, и что бумаги теперь у нее. Он всю вторую половину дня, перед поминальным ужином, обсуждал со мной этот вопрос. Полковник решил действовать самостоятельно, и мы пришли к заключению, что похищение мадемуазель — кратчайший путь к цели.