Детектив перед сном
Шрифт:
— Мне мало что осталось терять, — с мрачной решимостью проговорил кирасир. — И вы, уважаемая, если отсюда вообще выйдете, то лишь в наручниках. Если мы не придем к соглашению, удовлетворяющему обе стороны. Конечно, я обязан, и это вопрос дворянской чести, если, конечно, вы не притворяетесь незнайкой… Итак, я вам расскажу одну историю, историю шантажа. Всю эту отвратительную, с позволения сказать, операцию придумала, организовала и осуществила ваша тетушка.
— Я люблю слушать истории, — продолжала Афродита свою игру, поскольку все шло на лад.
— К сожалению, то, что я
— А по-моему, это для дурачков, — вставила Афродита.
Полковник резко взмахнул рукой:
— Оставим это. Я не расположен сейчас к политическому спору. Я говорю о себе, и только. Наше сословие так или иначе спасло толику своих достояний, а кое-кто и весьма внушительные средства. Но часто такими способами, какие прежде считались непристойными. Одни вложили свои средства в индустрию, другие сочетались браками с богатыми буржуа… Если, например, такой, как я, теряет все одним махом, то приходится, хочешь или не хочешь, идти на компромисс. В этом случае, как я сказал, нас опередили наиболее видные фамилии. Положим, Гофманзау никогда не были особенно богаты. А после второй мировой войны мы потеряли и то немногое, чем располагали. Так, была национализирована моя усадьба в Макленбурге.
— Неужто вам пришлось наниматься на работу? — посочувствовала Афродита.
— Нет, что вы! — не уловив насмешки, продолжал полковник. — Разумеется, я получил какую-то компенсацию. Конечно же, не от тех, кто там, на той стороне, не думайте.
— Увы, такое и не приснится, — вздохнула Афродита. — Коммунисты ведь беспощадны, это все знают…
— Да, это так, — продолжал обездоленный полковник. — Компенсация была хилая, ни туда ни сюда, и я вынужден был пойти на компромисс, мадемуазель…
— О, интересно, что за компромисс?
— Увы, я просто обязан был пойти на это ради всех нас, Гофманзау. Короче, я переборол себя и женился на ней. — Полковник на секунду замолчал, весь печаль, вина и беспросветность.
— На ком? — задала Афродита вопрос, нормальный для любой женщины.
— На самой некрасивой из дочерей торговца… м-м…
— Чем? — вытаскивала Афродита из страдающего полковника.
— Он тогда скупал и перепродавал кости… животных, разумеется. Но теперь он видный фабрикант пластических изделий.
— Не понимаю ваших огорчений. Ведь таким путем вы вылезли из петли.
— Пожалуй, во всяком случае, материально. Но не спрашивайте меня о жене или деле, которое ведет тесть.
Афродита пожала плечами:
— Ну что уж тут такого! Вы принесли в семью имя, а ваша жена деньги. Разве это ново в вашей среде?
— К сожалению… — горько покивал полковник.
— И я, наверное, не очень ошибусь, предположив, что в вашей семье не могло быть и речи о любви. Но разве для такого случая недостаточно брачного контракта?
— О, мадемуазель! — простонал полковник. — Но как это противно и унизительно…
— Не понимаю, — настаивала
— Да и как вам это понять! — Эдуард Трутц фон Гофманзау измученно ощерился в попытке улыбнуться. — Как вы можете себе представить, что значит для такого, как я, быть женатым на постоянно ворчащей и бранящейся женщине, которую к тому же звать Берта… Как бывшую нашу повариху… Берта фон Гофманзау! С ума сойти!..
— Да, это уж слишком. И еще Берта! Кошмар.
— Вот видите! — качал головой исстрадавшийся полковник. — А это семья! О! Толпа неотесанных, некультурных людей. В голове у них только одно: поднять производительность фабрики. А знаете ли вы, что на этой фабрике производят?! Кастрюли, мусорные корзины и ночные горшки. Вы только представьте себе: ночные горшки!
Афродита еле сдерживала смех.
— Действительно, — выдавила она. — Смешно до чертиков. Но, надеюсь, фабрика приносит доход. Я хочу сказать, производство ночных горшков — дело прибыльное?
— Я не компетентен в этом вопросе, — затопорщились вдруг усы у полковника. — Я, вообще, стараюсь не касаться этого… предприятия.
— Понимаю, — согласилась Афродита. — Оставим эту тему. Скажите-ка мне лучше, для чего вы все это рассказываете и какая тут связь с моей тетей?
— Непосредственно никакой, — согласился полковник. — Но я должен был пояснить вам сначала свое положение, чтобы вы поняли, что дальше так продолжаться не может.
— Развод? — удивилась Афродита.
— О чем вы говорите? — выпрямился полковник. — Я ведь объяснил вам, что…
— Верно, полковник! Ну и простофиля же я… вы ведь женились на деньгах, а не на женщине.
— Я обязан был это сделать ради моего дома и ради моего рода.
— Это похвально! — отметила Афродита; она давно уже так не веселилась.
— Но я должен был определить и самого себя, — продолжил полковник свою исповедь. — Я должен был себе доказать, что я не только имя, которое купил богатый проходимец для своей дочери. Я должен был ощутить, что я есть Эдуард Трутц фон Гофманзау. Человек! Понимаете? С помощью человека.
— Вот оно что, — догадалась, наконец, Афродита. — Вы обзавелись любовницей. Балериночка на выходах или в этом духе. В общем, что-нибудь по карману. Но не надо же так расстраиваться! Конечно, есть затруднение… ваш возраст…
— Попрошу вас, мадемуазель! Вы себе позволяете!..
— Да ну же, полковник, неужели я ошиблась?
— Да… нет, в какой-то степени вы правы. У меня появилась подруга… Но это вовсе не то, что вы думаете! — зауверял полковник. — Мыслящая подруга, все понимающая, умеющая разделить… И, конечно же, это дама из моей среды.
— Плюс ко всему! — Афродита всплеснула руками. — Можете не продолжать, полковник. Я поняла, то есть могу представить… Благородная баронесса напала на ваш след, застала, так сказать, вас и вашу даму, ну, когда вы украдкой пожимали друг другу ручки, не так ли?
— Она установила, что мы с нею встречались здесь в квартире моего доброго Валентина.
— И пригрозила поломать вам чудную идиллию, если вы не заплатите некую сумму. Не так ли?
— Точно так!
— И какую?
— Двенадцать тысяч марок. Ежегодно.