Детектив США. Книга 3
Шрифт:
— Ну, как вы себя чувствуете? — осведомился он, передавая Уэстину покупки. — Возьмите, это вам.
— Спасибо. — Уэстин открыл пачку сигарет и закурил. — А у вас что нового? — поинтересовался он, стараясь — правда, без особого успеха — не выдать голосом свое нетерпение.
— Ничего. Совершенно ничего. Я уезжаю на уикэнд и по дороге решил навестить вас.
— Да? Благодарю. — Уэстин встал с койки, подошел к двери камеры и выглянул в коридор. — Нас тут семнадцать гавриков, — сообщил он. — Двое «убийц» вроде меня, человек двенадцать контрабандистов,
— Ну что же, — откашлялся Кэйджен. — Я рад, что вы понемногу привыкаете к новой обстановке.
— В таком случае и я рад за вас — по крайней мере вы спокойно проведете свой отдых. А я буду продолжать тут свое «образование». Некоторые из заключенных уже побывали в этой тюрьме раньше и порассказали мне кое-что.
— А именно?
Уэстин улыбнулся.
— Ну, например, что мне совершенно не на что надеяться.
Кэйджен почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
— Есть тут люди опытные, — продолжал Уэстин, — понимающие. Полицейские, суды, тюрьмы научили их разбираться, кто есть кто и что хорошо, а что плохо.
— Как вас понимать?
— А вот так. Если бы судья относился ко мне беспристрастно и хотел бы так же беспристрастно рассмотреть мое дело, он бы назначил моим защитником не вас, а некоего Вульфа. Вы-то не очень успешно ведете уголовные дела.
— Эй, Уэст! — послышался голос из коридора. — Твой трепач-защитник принес тебе табачку?
Уэстин взял блок сигарет и через решетку передал в соседнюю камеру.
— Раздай ребятам, — попросил он.
— Спасибо, друг. Поблагодари от нашего имени господина адвоката.
— Разумеется, Биль, — заметил Кэйджен, внимательно рассматривая сигару, — вы в любое время можете потребовать другого защитника, но сомневаюсь, что у него получится лучше, чем у меня. Теперь вы уже знаете свои права — полагаю, Эллендер позаботился об этом, да и другие заключенные, наверное, постарались просветить вас.
— Ну и что?
— Вы можете пригласить и Вульфа, но бесплатно он и пальцем не шевельнет.
— Это мне известно.
— К тому же он связан с местной партийной машиной и вряд ли захочет вам помочь.
— Значит, вы утверждаете, что моя песенка спета?
— Видите ли, Биль, — ответил Кэйджен, чувствуя, что не в состоянии взглянуть Уэстину в глаза, — я бы мог, пожалуй, немножко помочь вам, если бы вы согласились признать себя виновным в непредумышленном убийстве. Всего двадцать лет тюрьмы и, возможно, освобождение на поруки в будущем.
— Чем же вы могли бы мне помочь?
— Скопить немного денег к тому времени, когда вас выпустят из заключения… Поймите меня, я лишь размышляю вслух… Вы получили бы скажем, тысячи две-три. За одиннадцать лет сумма почти удвоится за счет процентов.
— То есть сотни три-четыре в год, а если деньги удачно поместить, то все пять… Почти сорок монет в месяц плюс бесплатное питание и одежда за государственный счет, а? — Уэстин снова присел на койку. — Не на всякой работе получишь такое жалованье. Я вот мальчишкой, когда начал самостоятельно
— Но, Биль, я не могу гарантировать, что вы и это получите, я же только размышляю вслух. Хочу снова напомнить, что на основании имеющихся в полиции материалов вы при любом защитнике получите самое меньшее пожизненное заключение без всяких перспектив на досрочное освобождение.
Уэстин засмеялся.
— Ну, а если я признаю себя виновным и меня осудят — кто будет платить какие-то деньги осужденному? Все обещания сейчас же забудутся. Здесь в тюрьме сидит заключенный по прозвищу Спанки. Он рассказывал о вас и кое-что о ваших отношениях с судьей по фамилии Дейл… Спасибо за сигареты и за все остальное, но я все же рискну.
— Бесполезно, — с озлоблением бросил Кэйджен.
— Именно в этом все пытаются меня убедить. Вот и вы тоже торгуетесь.
Кэйджен даже подскочил.
— Вы неправы, Биль, абсолютно неправы! Ваша судьба уже решена — при чем же тут торговля? Конечно, Эллендеру и Энстроу хочется, чтобы вы признали себя виновным, это ускорило бы дело. Однако признаетесь вы или не признаетесь — шансов на спасение у вас не больше, чем у снежка, положенного на раскаленную сковороду.
— Это все, что вы можете мне сказать, мистер Кэйджен?
— Сейчас остается только оформить приговор, и я убежден, что меньше чем пожизненной каторгой вы не отделаетесь.
Уэстин подошел к окну и долго смотрел на безоблачное голубое небо. Где-то в тюрьме послышалось громыхание тележки — это развозили обед для арестантов.
— Одиннадцать лет и восемь месяцев… Мне будет тридцать два… Я подумаю, мистер Кэйджен, я подумаю…
Кэйджен ненавидел самого себя. На пути из тюрьмы он завернул в ресторан, долго сидел за едой, но, так и не дотронувшись ни до чего, оттолкнул тарелки и велел принести крепкого вина.
Жуя потухшую сигару, он вышел на улицу под ослепительные лучи полуденного солнца. От четырех бокалов джина голова у него трещала, во рту пересохло, однако он твердо помнил, что нужно сделать.
Миновав несколько кварталов и Уэлмен-парк, Кэйджен подошел к новому зданию почтамта: здесь, на третьем этаже, находился кабинет судьи Сэма.
Судья еще не вернулся после ленча, но Кэйджен сказал, что подождет. Он прошел в кабинет, закурил и уселся в одно из обитых красной кожей кресел, под полками с юридическими справочниками и книгами. Больше всего Кэйджен хотел бы сейчас принять аспирин или оказаться в море на яхте вместе с детьми и женой, вместо того чтобы торчать полупьяным в этой душной комнате. Ему вообще бы не следовало приходить сюда… Сейчас он сделает нечто такое, о чем позже будет горько сожалеть… И все же он просидел до тех пор, пока не вернулся судья Сэм, оживленный и довольный после вкусной еды и интересной беседы. Увидев Кэйджена в своем кабинете, он остановился как вкопанный. Его хорошее настроение мигом улетучилось, он сухо поздоровался и недовольно спросил: