Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3
Шрифт:
— Тебе повезло, — сказал я. — Глянь-ка на ту сторону улицы. Видишь бравого старика с черными бакенбардами рядом с аптекой?
Там стоял генерал Плешков вместе с женщиной, падавшей в обморок, молодым русским, окровавленная щека которого заставила ее потерять сознание, и бледным, пухлым мужчиной лет сорока с небольшим, который был с ними на приеме. Поодаль стоял здоровяк Игнатий, двое слуг-мужчин, которых я видел в доме, и еще один человек, который, очевидно, тоже был слугой. Они переговаривались между собой и глядели на взволнованные гримасы владельца собственности, который с покрасневшим от возбуждения лицом объяснял подтянутому лейтенанту из морской пехоты, что это его личный автомобиль угнали бандиты и установили на нем пулемет и что он думает по этому поводу
— Да, — сказал Рош. — Я вижу твоего парня с бакенбардами.
— Ну вот, это твоя добыча. Женщина и двое мужчин рядом с ним тоже твоя добыча. И четверо русских, стоящих слева, заслуживают твоего внимания еще больше. Тут кое-кого не хватает, но я позабочусь об этом. Переговори с лейтенантом и окружайте этих пташек, не давая им шансов вырваться. Они думают, что пребывают сейчас в полной безопасности.
— А ты уверен в этом? — спросил сержант.
— Не будь идиотом! — прорычал я, как будто никогда в жизни не делал ошибок.
Я стоял, опершись на здоровую ногу. Когда я перенес вес на другую, чтобы повернуться, боль отдалась во всей ноге до бедра. Я сжал покрепче зубы и с трудом начал пробираться сквозь толпу на другую сторону улицы.
Княжны, похоже, здесь не было. Я думал о том, что после генерала она была самым важным членом шайки. Если она сейчас дома и еще ничего не подозревает, я мог бы арестовать ее без особого шума.
Идти было чертовски трудно. У меня поднималась температура. Пот градом катился по лицу.
— Мистер, никто из них не проходил по этой дороге. Передо мной стоял одноногий почтальон. Я поприветствовал его так, будто он был моим кредитором.
— Пошли со мной, — сказал я, взяв его за руку. — Ты прекрасно поработал здесь, а теперь хочу, чтобы ты сделал для меня еще кое-что.
Пройдя полквартала от главной улицы, я подвел его к крыльцу маленького желтого коттеджа. Входная дверь была распахнута: по всему видать, что обитатели забыли закрыть ее, побежав встречать полицию и морскую пехоту. Прямо за дверью, возле вешалки, стоял плетеный стул. Я совершил незаконное вторжение в частное владение с отягчающим вину выносом этого стула на крыльцо.
— Садись, сынок. — Я заставил его сесть.
Он сел, недоуменно глядя на меня. Я твердой рукой ухватился за костыль и вырвал его из рук парнишки.
— Вот тебе пять долларов за аренду, — сказал я, — а если сломаю, то куплю тебе новый из золота и слоновой кости.
Я сунул костыль под мышку и двинулся вверх по холму.
Это был мой первый опыт ходьбы с костылем. Никаких рекордов я не побил. Но это было лучше, чем ковылять, волоча беспомощную, ни на что не годную ногу.
Холм оказался длиннее и круче, чем некоторые из гор, на которых я бывал, но наконец посыпанная гравием дорожка к дому русских оказалась у меня под ногами.
Мне оставалось одолеть еще несколько дюжин футов до крыльца, когда княжна Жуковская открыла дверь.
— О! — воскликнула она и, оправившись от неожиданности, добавила: — Вашей ноге хуже!
Она сбежала со ступенек, чтобы помочь мне подняться на крыльцо. Пока она подходила, я заметил: что-то тяжелое оттягивало правый карман ее серого фланелевого жакета.
Взяв меня одной рукой под локоть и обняв другой за талию, она помогла мне подняться по ступенькам и пройти через крыльцо. Это убедило меня в том, что она не подозревает, что я разгадал их игру. Если бы она подозревала, то не подошла бы так близко. Интересно, почему она вернулась домой после того, как вышла отсюда вместе со всеми?
Пока я думал об этом, мы вошли в дом, где она усадила меня в большое и мягкое кожаное кресло.
— Вы, должно быть, умираете с голоду после такой напряженной ночи, — сказала она. — Пойду посмотрю чего-нибудь.
— Нет, сядьте. — Я кивнул на кресло, стоявшее напротив моего. — Я хочу поговорить с вами.
Она села, сложив на коленях тонкие белые руки. Ни в ее лице, ни в позе не было ни малейшего признака нервозности, ни даже любопытства. Тут она явно перестаралась.
— Где вы спрятали награбленное? — спросил я.
По бледности ее лица ни о чем нельзя было судить. Оно было мраморно-белым, когда я увидел ее в первой раз. Темнота глаз тоже была естественной. Ничего не произошло и с другими чертами ее лица. Ее голос прозвучал весьма холодна.
— Простите, — сказала она, — этот вопрос не имеет ко мне никакого отношения.
— Суть в следующем, — пояснил я. — Я обвиняю вас в соучастии в ограблении Коффигнела и в убийствах, которые при этом произошли И я спрашиваю вас, где вы спрятали награбленное?
Она медленно поднялась, вздернула подбородок и посмотрела на меня с высоты по меньшей мере полутора километров.
— Как вы смеете? Как вы смеете говорить так со мной, с Жуковской!
— Мне нет до этого дела, будь вы хоть одним из братьев Смит! — Наклонившись вперед, я зацепился больной ногой за ножку кресла, и последовавшая за этим боль не улучшила моего состояния. — Суть нашего разговора в том, что вы — вор и убийца.
Ее сильное стройное тело превратилось в тело напрягшегося, готового к прыжку зверя. Белое лицо превратилось в морду обезумевшего животного. Одна рука — сейчас лапа — потянулась к оттянутому карману жакета.
Но не успел я и глазом моргнуть — хотя моя жизнь зависела именно от моего «неморгания», — как дикий зверь исчез. И вместо него вновь — а теперь я знаю, откуда авторы старых сказок черпали идеи, — появилась принцесса, надменная, стройная, высокая.
Она села, скрестив ноги, положила локоть на ручку кресла и, подперев кистью подбородок, с любопытством взглянула на меня.
— Как вы, — промурлыкала она, — умудрились прийти к такой странной и смешной версии?
— Я не умудрился, и это не странно, и не смешно, — сказал я. — Может быть, я сэкономлю время и уберегу вас от лишних неприятностей, если открою часть улик против вас. Тогда вы будете знать, на чем стоите, и не станете попусту напрягать мозги, изображая полную невинность.