Дети Ангелов
Шрифт:
– Не помню никакого Хасиева, – уперся Водяной. – Руки освободи!
– А кто тебе в Афгане жопу прострелил, тоже не помнишь? Я себе тот промах пятнадцать лет простить не мог, но Аллах все видит, вот и свел нас снова!
– Так это ты стрелял, падло? – взревел Водяной. – Да я ж тебя знать не знаю!
Он попытался лягнуть Мусу скрученными скотчем ногами, но тот остановил его коротким ударом под ложечку, заставившим Водяного свернуться в комок. Хасиев понял, что сержант на самом деле не помнит его, и так разозлился, что нанес ему еще один удар, на этот раз по почке. Под его кулаком
– Оп-па! – воскликнул Хасиев изумленно. – Это еще что такое? Мы же взорваться могли!
Он обыскал Водяного и вытащил у него из подмышечной кобуры пистолет, а из-за пояса – тяжелую резиновую дубинку.
– Серьезно подготовился! – присвистнул Муса.
Он щелкнул выкидным ножом, взял руку Водяного и, хищно скалясь, сказал:
– А сейчас ты все мне расскажешь, или я буду отрезать тебе по пальцу каждые пять минут. Время у меня есть.
Уже через десять минут Муса знал все подробности, вплоть до того, в каком номере гостиницы остановился человек, заказавший его. При этом все пальцы Водяного остались на месте…
Капитан Шевцов долго не мог понять, что происходит. Машина террориста остановилась, не доезжая до того места, где он ее поджидал, и в наушнике послышался сначала хрип, потом какая-то возня. После непродолжительного молчания начался разговор, заставивший его прислушаться. Чем дальше слушал капитан диалог двух бандитов, тем противнее становилось ему, будто салон «Нивы» наполнялся зловонием. Для него не было секретом, что война на Кавказе идет не за высокие идеалы, а за деньги, нефть и власть, которая, опять-таки, позволяет поближе подойти к деньгам и нефти. И еще Шевцов, как и большинство российских офицеров, отлично понимал, что эту войну, будь на то воля верхов, можно было бы выиграть уже давно. Не делалось это лишь потому, что каждый ее день приносил кому-то огромную прибыль.
К концу разговора капитан окончательно убедился, что эти нелюди не заслуживают жизни и что нельзя отпускать набитую взрывчаткой машину в город. Он резко сорвал «Ниву» с места и очень скоро подъехал к повороту на проселочную дорогу. Метрах в трехстах от перекрестка он увидел стоящий на обочине Камаз. Капитан убедился, что поблизости нет других машин и людей, которые могли пострадать. Отъехал для безопасности еще на полкилометра и нажал кнопку на пульте. Сзади прогремел оглушительный взрыв.
Капитан ехал в сторону Москвы. Он не испытывал ни угрызений совести, ни жалости к взорванным врагам. Это была война, а он был на ней солдатом.
Время перевалило за полдень, но в двенадцатичасовых новостях не было ничего сказано про какие-нибудь чрезвычайные происшествия в Москве. Карл Вайсман нервно вышагивал по огромной гостиной своего номера. Он начинал понимать – что-то пошло не так. Телефон Водяного не отвечал, телевизионщики, отправившие человека разведать обстановку на станции метро, сообщили, что там все спокойно.
А когда позвонил телевизионный начальник и сказал, что снимает одну из машин и отправляет в область, где только что взорвался начиненный взрывчаткой Камаз, Вайсман понял, что ждать больше нечего. Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова.
– Господин Вайсман? – незнакомый голос звучал вежливо и сухо.
– Да, это я.
– Вас беспокоят из Администрации президента. Мне приказано передать, что ваше дальнейшее присутствие в Москве нежелательно. Поэтому, если вы не хотите скандала в СМИ, вам лучше, не дожидаясь официального выдворения, покинуть страну. Если посмотрите через несколько минут криминальные новости, то убедитесь, что взрыв произошел не там, где вы наметили… – И абонент, не прощаясь, положил трубку.
Скандала Карл не хотел и поэтому сразу заказал себе билет до Рима, потому что это был ближайший рейс из Москвы, на который он успевал. Он понимал, что звонивший не имел никаких доказательств его вины, иначе никто не стал бы предупреждать, а сразу бы задержали – у него не было дипломатического иммунитета. Но, вспоминая взгляд цыгана, Карл понимал, что наилучшим вариантом для него в сложившейся ситуации будет как можно быстрее исчезнуть из России.
…Да, у нас проблема, и серьезная, – повторил Жуковский, без сил опустившись на стоявший в углу помещения диван. – Похоже, что выйти отсюда нам будет затруднительно.
– А кто нам помешает? Этот засранец? – кивнув в сторону туалета, позволил себе выразиться Синицын, убедившись в отсутствии Насти.
– Нет, он-то как раз сейчас не опасен и в таком состоянии пробудет еще долго, пока не догадается обратиться ко мне за помощью. Но дело в том, что усадьба сейчас окружена спецподразделением, которое имеет приказ уничтожить всех нас. Их слишком много, чтобы мы смогли справиться с ними.
Жуковский не стал говорить, что после недавнего всплеска силы, заставившего его выложиться до предела, он стал ни на что не способен и даже не знал, сумеет ли восстановиться когда-нибудь вообще.
– Может быть, ты знаешь, чьи это люди? – хладнокровно спросил Степан.
– Какого-то генерала Романова, – ответил Сергей, чувствуя, что вряд ли сможет оторваться от дивана.
– Да-а, это серьезно! – протянул Бойцов, прикладывая к уху трубку мобильника. – Черт, забыл, здесь же все заэкранировано. Надо подняться наверх, попробую договориться.
– А с этим что будем делать? – спросил Синицын, имея в виду олигарха.
– Пусть дрищет! – махнул рукой Сергей. – Самое страшное, что он сможет сделать со всей своей аппаратурой, это создать помехи связи. Но сейчас ему не до этого…
Они поднялись мимо спящих охранников и вышли во двор, где к ним сразу подбежал Георгий.
– Свирский докладывает, что дом окружен! – отрапортовал он Степану. – Количество – более сотни, вооружение очень серьезное. Наши сумели отойти незамеченными и готовы вступить в бой, если противник начнет штурм.
– Погоди, – отмахнулся Бойцов. – Передай Свирскому, пусть ждут.
Он отошел в сторону, набрал номер и долго с кем-то разговаривал, яростно жестикулируя при этом. Потом сунул трубку в карман, шумно вздохнул и подошел к остальным.