Дети Арктиды. Северные истоки Руси
Шрифт:
Для германской традиции свастика всегда была тайным, чисто эзотерическим, знаком, то есть вне самой народной традиции. Ее никогда не вышивали на рушниках и занавесках, не вырезали на фронтонах домов, как на Русском Севере, не пекли печений-козулей свастичной формы как на русскую Масленицу и даже не использовали в виде декора, как это делали строители древнерусских храмов. Самих названий свастики в русской традиционной культуре было великое множество (коловрат, посолонь, ярга, яровик, солнцеврат, полезень, святодар, цветок папоротника, святоч, огнивец и др.). По подсчетам омского автора В. Н. Январского, их насчитывается целых 144!
Сами имена, ее логосы, в германских языках незначительны и абстрактны («Fylfot» — «многоножка», «гаммадион» — буквально «крест буквой Г», «hakenkreuz» и даже по-немецки примитивно прямолинейно «Judenheisskreuz» — «антисемитский крест») говорят о том, что свастика как символ была для традиции понятием отвлеченным, посторонним, если не чужим. Сам Гитлер не любил называть это свастикой, для него это был Hakenkreuz, всего лишь «загнутый крест». По свидетельству Конрада Хайдена, биографа Адольфа Гитлера, символ свастики появился рядом с ним на первом публичном выступлении в 1921 году: «Новое красное знамя с черной свастикой в белом диске было развернуто
Но роль и место Бормана это частный вопрос, а вот роль и значение свастики во взлете и крахе нового германского рейха ключевая. Никто не может сказать, почему в самые решающие моменты самых решающих битв на Востоке Гитлер становился явно неадекватен и принимал явно иррациональные решения, которые приводили в смятение генералов и в конечном итоге — к военным катастрофам. Это из области иррационального, почему вдруг фюрер действительно становился «бесноватым», словно какая-то неведомая сила закрывала его разум, затемняла дух и отрезала источники интуиции. Хотя в начале войны, до русской кампании, Гитлер показал себя гениальным военачальником с действительно гениальной интуицией. Самые показательные и ключевые моменты «Drang nach Osten»: первоначально операция «Барбаросса» была утверждена на две недели раньше, но именно Гитлер вопреки мнению Генштаба настоял на дате 22 июня, то есть после летнего солнцеворота, уже в «темное время» года, разворота Солнца в ночь и время правосторонней свастики, время разрушения и самоочищения; уже через два месяца после взятия Смоленска перед вермахтом прямой и свободный путь на Москву, Сталин уже сам понимает, что город не отстоять, сибирские дивизии еще далеко, Жуков не успевает, начинается эвакуация столицы, но в решающий момент Гитлер вдруг останавливает наступление и решает брать Киев, чем приводит в замешательство всех генералов. Вермахт мог уже по инерции докатиться до Москвы, и фюрер практически своими (или не своими) руками сорвал взятие русской столицы, более того, он обескровил группу армий «Центр», перебрасывая лучшие части на Юг. Что-то двигает его на Волгу, и он убеждает генералов, что Сталинград важнее Москвы. Битва на Волге — это великая битва, но кроме великого героизма русского солдата в ней есть и нечто необъяснимое. В послевоенных мемуарах генералов вермахта красной нитью проходит главная мысль: по всем законам военной науки, по всем законам кшатриев, армия Паулюса не могла не взять Сталинград. Попытки объяснения сводятся к тому, что лишь бездарные и противоречащие друг другу приказы Гитлера, нерасторопность Генштаба, бездействие Паулюса привели 300 тысяч немецких рыцарей в котел, на очередное Ледовое побоище. В наших источниках все попроще, воля к победе и гений наших генералов. Но где была эта воля к победе, пока нас не загнали до священной Pa-Волги? А бездарность наших военачальников, не выигравших ни одно сражение до этого и сдавших пол-России, оправдывается лишь поговоркой «победителей не судят».
Сталинградская битва по продолжительности и ожесточенности боев, по количеству участвовавших людей и боевой техники превзошла на тот момент все сражения мировой истории. Сто тысяч квадратных километров, 2 миллиона человек, до 2 тысяч танков, более 2 тысяч самолетов. По результатам эта битва также превзошла все предшествовавшие в Новой истории. Под Сталинградом русские бились не просто с немцами, а уже с индоевропейцами, советские войска разгромили пять армий: две немецкие, две румынские и одну итальянскую. Враг потерял убитыми, ранеными, плененными более 800 тысяч солдат и офицеров[26]. Участники битвы вспоминали о необъяснимом внутреннем подъеме перед сражением и вообще о странной атмосфере вокруг, воздух, «эфир», был как бы наэлектризован, пахло «войной» и какой-то особенной энергией, «было уже не страшно умирать», как написал в своей книге участник битвы Н. Некрасов.
Одним из главных оправданий перед ставкой в провале наступления на Москву немецкие генералы совершенно серьезно и обстоятельно по-немецки, выставляли «русскую Зиму». У солдат в фуражках и полуботинках отмерзали уши с конечностями, танки не заводились, орудия заклинивало, в «Барбароссе» было предусмотрено, возможно, многое, но точно не валенки и не зимняя смазка для танков. Также Сталинградская битва началась в декабре и закончилась 2 февраля (начало древнерусской Масленицы, Сретенья — встречи Зари). Паулюс докладывает, что чуть ли не главными противниками армии являются «холод и голод», Геринг обещает Гитлеру по воздуху прорвать окружение и обеспечить армию всем необходимым. Но двигатели самолетов еле заводятся, и они еле долетают, полевые аэродромы не успевают очищать от непрерывного снега, в результате наступает не просто военная, а какая-то тотальная катастрофа. Это была настоящая «русская зима»! А что такое морозы? Это не просто низкие температуры, это прежде всего северо-восточные ветры, арктические антициклоны, дыхание, «Дух» Арктиды. И для кого-то он смертелен, воистину, «что русскому хорошо, немцу смерть».
Кадры сталинградской кинохроники — сдающихся стройными колонами немецких дивизий — одни из самых впечатляющих за всю войну. Худые, сгорбленные, грязные, обросшие и обмороженные германские кшатрии, обмотанные рваными тряпками ноги и головы «новых тевтонов», вызывают фантасмагорическое чувство смеси ненависти и жалости, особенно рядом с немецкими кадрами берлинских военных парадов, на которых «новые арийцы» в блестящих мундирах чеканят шаг. В немецких воспоминаниях о Сталинградском сражении знаковое место, кроме холода и голода, занимают ужасы мириадов вшей, буквально: «Невозможно было застегнуть пуговицы на рубашке». Кроме простых человеческих страданий в этом есть что-то сакрально-божественное, кармическое, для германских воинов, благородных кшатриев, это сродни ткнуть их носом в дерьмо, а по ведическим законам это означало автоматически и навсегда перейти в «неприкасаемых шудр».
Как ни странно, «внечеловеческий» аспект этого решающего момента подтвердил Черчилль в своем заявлении после Сталинграда: «Ни одно правительство в истории человечества не было бы в состоянии выжить после таких тяжелых и жестоких ран, которые Гитлер нанес России… Россия не только выжила и оправилась от этих страшных ран, но и нанесла немецкой военной машине смертельный урон. Этого не смогла бы сделать ни одна другая сила в мире».
Почти по Гоголю: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»
После Сталинграда Гитлер объявил траур и впервые приспустил «орла». Его неадекватность прогрессировала, в ключевые моменты принятий решений он проявлял странную одержимость, у него развивался глазной тик, тряслись руки, он переходил на крик, словно опять некая сила вторгалась в его разум. Странно, но фюрер не любил носить военную форму, во всяком случае в своей ставке он всегда был в простом кителе и без тотемного орла, но всегда с повязанной свастикой. Уже через полгода он подвел себя и «высшую расу» к последней и главной черте, к Курскому полю, к полю Куру, там, где когда-то кауравы в сердце своей земли разбили кшатриев в такой же Великой Битве, «Маха Бхарате». Спустя тысячи лет «новые кшатрии» собирают новую скотоводческую орду[27] для новой битвы, знаковой операции «Цитадель». Невиданное по масштабам сражение собрало с обеих сторон свыше 4 миллионов человек, более 13 тысяч танков, около 12 тысяч самолетов, и это была действительно крупнейшая битва в истории человечества со времен Махабхараты, где говорится, что на поле Куру погибло более миллиарда человек и осталось в живых лишь несколько миллионов. Примечательно, что в Махабхарате есть прямые указания, что и первая Курская битва была сражением невиданных «железных колесниц» и «летающих вайтманов», изрыгающих огонь, дым и смерть. В мемуарах немецких воздушных «асов» есть сообщения, где говорится, что небо настолько было затянуто дымом, что было невозможно было даже видеть самолет противника и тем более отличить его от своего, оружие применялось практически вслепую, и, тем не менее, «неким странным образом самолеты люфтваффе поражались сверху». В те времена не было еще понятий о НЛО, но в воспоминаниях очевидцев той битвы есть странные места о непонятных, невиданных до этого «явлениях на небе» и опять же, как и при Сталинграде, о «странном воздухе», не только из пороха, дыма и огня, со странным запахом самой атмосферы.
Известно, что советская авиация только после Курской битвы завоевала господство в воздухе и прочно удерживала его уже до конца войны. Конец войны стал очевиден и для германских скотоводов-кшатриев, но прежде всего стал очевиден конец самого германского вождя, фюрер стал слабеть и телом, и духом, к концу войны в пятьдесят с небольшим лет он выглядел дряхлым стариком, сгорбленным, с трясущимися руками, речь его переходила от шепота к неврастеническому крику, он становился немощнее и, главное, «тщедушнее», дух его иссякал, уже не было того фюрера, который приводил в экстаз стадионы и площади, заряжал энергией своих генералов. Наоборот, словно некая другая сила полностью подавила его и явно вела к самоуничтожению.
После краха рейха свастика полностью исчезает, как бы уходит, сделав свое дело, более того во всей Индоевропе она вне закона, связь с ней грозит тюрьмой, и это замечательно, потому что теперь вся Европа, и Германия тоже, во власти англосаксонского, то есть атлантического, эргрегора. Притом, что сам Adler, германский орел, главный государственный символ Третьего рейха, остался неприкосновенным и судя по новому гербу, еще больше распушил крылья. Борман оказался вдвойне прав, сказав, что это конец Германии. Оказался прав когда-то и, может быть, самый «сумрачный германский гений» Гете: «…Злосчастный народ, он плохо кончит, потому что он не хочет понять самого себя, а каждое непонимание самого себя вызывает не только поношения, но и ненависть мира и создает внешнюю угрозу… Судьба покарает немцев, потому что они предали себя и не захотели быть тем, что они есть».