Дети Арктиды. Северные истоки Руси

Тулупов Александр Виллевич

Глава XI

ДЕД И БАБА

Земледелец северной расы по истокам своим и по природе своей общинный тип, родовой. Чисто физически он может жить, выживать, только сообща в общине, только всем родом. Прежде всего, северное земледелие по определению рискованное занятие, неурожайные годы неизбежны, и выжить в таком испытании может помочь только община. Хуторской, частнособственнический уклад противоестественен Северу, и, во-вторых, земледелец не может позволить себе держать наемное воинство, поэтому выжить в борьбе против кочевничества он может только всем миром, всем родом. В этом еще одна грань пропасти между русским и индоевропейцем, на Руси всегда была и будет сильна общинная, «коммунистическая» идеология, это неотъемлемая внутренняя структурная составляющая русского типа, и это лишь подтверждает его преемственность от северной земледельческой расы. Эта идеология внутренне связана с древней Верой, в русском сознании, в русской семантике как нигде еще занимает главенствующее место понятие Рода. Значимо, что в языке незыблемой осталась тождественность рода как человеческого

племени, с Родом как верховным богом, родоначальником, начальником рода. У русского родовое сознание, он появляется на свет — он родится, его родят, иначе, выводят в Род, деторождение по-русски — «продолжение Рода». Банальное сокращение «роддом» имеет то же древнейший сакральное значение «дом Рода», русские — народ, земля его родина, близкие ему люди это родные, это родственники, чужие ему это у-роды, судьба его то, «что на роду написано». Феномен коммунизма, то есть попытки вернуться к родовой, точнее народной, общине, мог воплотиться именно здесь, именно у русского генетически заложены вместе понятия «мое» и «народное», у индоевропейца все это вызывает естественным образом отторжение, у него вообще не осталось такого понятия «род», «народ», с тех пор как он покинул «родину» в поисках лучшей скотоводческой жизни, остались только «люди» («leute», «people»), арифметическая сумма, количество, не переходящее в качество. Кочевнику не нужна община, в отличие от хлеба, продукта человеческого труда, скот как продукт эволюции вполне самодостаточен, питается самостоятельно, рождается тоже, а убить его и уж тем более съесть лучше, конечно, «индивидуально». Для скотовода род сузился до семьи, мой дом и моя семья — вот моя крепость и моя родина, индоевропеец всегда будет демократом и либералом, это его внутреннее структурное качество, стереотип поведения кочевника- скотовода. Он так же, как во времена кочевничества, будет «легок на подъем», ибо родина для него там, где стоит его личный дом, там, где хорошо лично ему, его семье. Во всех индоевропейских языках родовое понятие «родина» съежилось до семейного выражения «земля отца (или матери)» — fatherland, motherland и т. д. Стоит посмотреть на карту мира и убедиться, что уже не осталось ни одной щели, куда бы ни забились индоевропейцы. Потеря «родины» это потеря якоря и Традиции, и все это вытекает из потери связи первого и третьего поколений. При кочевом образе жизни старшее поколении становится все более обременительным и неизбежно теряет свое родовое и даже родственное значение. У индоевропейцев уже потеряны «бабушки» и «дедушки», от них остались только «большие мама и папа», grossmutter и grandfather, составные, а значит, второстепенные и позднейшие термины. А ведь именно через бабушек и дедушек к внукам и внучкам проходит связующая нить поколений и самой Традиции, сами понятия «баба» и «дед», сохранившиеся у славян-земледельцев, имеют изначальное сакральное значение в Традиции. Первые слова русской сказки «жили-были дед да баба» имеют буквально первейшее значение, можно сказать, что именно с них начинается славянский род. Дед (Дидо, Дзяд) одно из самых архаичных божеств славянского пантеона, прямо связанного с миром предков, возможно, изначально это глава предков, пребывающих в Нави. О его «начальности» говорит и то, что он известен и как Дед-Всевед (или Дедо-Господь) — солнце, божество весенних гроз. Соль славянской архаики (как и у наиархаичнейших египтян) в том, что все боги — ипостаси солнца.

Баба это древнейшая Праматерь, Богиня-Мать, сохранившийся реликт матриархата, это тоже глава предков, но уже по материнской линии. Примечательно, что шумерская богиня Нин-ти, которая буквально являлась праматерью человечества, имела еще другое имя, и по-шумерски оно звучало так же — Баба. Важно, что в русской традиции «баба» это не просто женщина и, тем более, не девушка, а именно рожавшая женщина и еще в фертильном возрасте, способная к деторождению.

Русская Баба-Яга сохранила немало общего с шумерской Бабой, у которой было еще одно имя Нин-хурс-аг, и не только окончание, но и умение летать по воздуху, гипертрофированные груди и связанная с этим плодовитость, злобный и сварливый характер, но при этом способность оставаться помощницей и даже спасительницей человеческого рода. Корень «яг» в санскрите в главном своем значении «жертва», и наша Баба-Яга дословно «жертвенница», «женщина, приносящая жертву», но также и «жертвующая собой», что по смыслу совпадает с подвигом первой матери первого человека на Земле.

В русском обществе все еще держится родовая традиция начального воспитания и передача первоначальной родовой информации от Бабы и Деда внукам и внучкам. У каждого из нас, или подавляющего большинства из нас, была, или должна была быть, своя Арина Родионовна. В земледельческой традиции женщина несет не меньшую трудовую нагрузку, чем мужчина, она только на время родов и вскармливания младенца дает себе передышку, и в советское и в постсоветское время, когда Россию из деревни загнали в город, русская женщина все равно не может позволить себе, в подавляющем большинстве, посвятить себя воспитанию детей, и это в целом благо, потому что только к зрелости, если не к старости, человек накапливает в себе родовую память, знания и традицию.

К этому можно добавить еще одно знаковое отличие славянской традиции от индоевропейской — минорат, привилегии младшего в наследственном праве и наиболее важной чертой его являлось наследование младшим дома и соответственно родового очага. Младший сын традиционно оставался со стариками, заботился

о них до самой смерти, именно он получал от них максимум опыта, уклада жизни и родового знания, и именно он хоронил родителей, совершал принятые традицией поминальные жертвоприношения, что наряду с наследованием родового дома и очага как таковыми и определяло его особую роль в культе предков, он оставался хранителем культа предков. Отец умирая, всегда благословлял «младшего на корню сидеть». Все русские сказки сохранили основу, где все главные герои, Иван-дурак, Иван-царевич и просто Иванушка, обязательно младший сын, более того, старшие сыновья даже противопоставляются ему и нередко рисуются в отрицательном аспекте. Это связано, видимо, с тем же, что они раньше уходят из дома, «от корня» и получают меньшую долю соков этого корня, меньше Традиции. В известной русской сказке отец перед смертью завещает трем сыновьям по одной ночи дежурить у него на могиле, первым должен идти старший, но он уговаривает младшего Ивана идти вместо себя, так же поступает и средний брат, в итоге именно младший получает от отца, символически от «предков», самое главное наследие.

Сказки сказками, но до сих пор на некоем ментальном уровне у русских младший или просто поздний ребенок считается самым любимым и даже самым умным. По русским традиционным представлениям, ребенок, родившийся в семье последним, обладает магической силой. Возможно, это не только ментально, возможно, и на клеточном уровне передается и генетическая информация, и информация вообще, то есть опыт родителей, а значит и предков, и соответственно поздние, значит, младшие дети уже с рождения более «традиционно» запрограммированы. Опять же, все иначе в западной традиции, где наследует старший, более того, в аристократии, то есть высшем, «всадническом» сословии, младший не получает титула, родового герба, то есть даже символически отрезается от предков.

* * *

Наши бабушки и дедушки все еще нянчатся и воспитывают внуков и внучек, это происходит в инерции традиции, проще говоря, «с любовью», тогда как у индоевропейцев Запада этот краеугольный камень традиции полностью отсутствует. Его камень в парадигме «сделай себя сам», для этого не нужны узы, и даже «цепи» традиции, для этого нужна «свобода» для себя и как продолжение свобода от ближних и дальних. Индоевропейцы отбросили за ненадобностью не только дедок и бабок, но и внуков, остались лишь грамматические термины «дети детей» (grandchild, children's children, Kindeskinder).

В русском осталась и следующая родовая цепь Пра-(дед, баба), уже полностью утерянная индоевропейцами, уже никак не сказать «gross-grossfatter», приходится объяснять придаточными предложениями. Корень «пра» один из древнейших реликтов, восходящий к истокам северной расы, он в ведическом предке богов Бра(х)мане (транскрипция «бра» это чисто английская, в реальном санскрите первая буква более глухая, произносится с придыханием и потому ближе к «п», чем к «б») и в египетском Ра (учитывая, что точное произношение древнеегипетского письма нам неизвестно), или даже первичнее Ра. В самом слове «первый», также как и «правый», корень «пра».

Также только в славянских языках, но наиболее полно именно в русском, сохранились архаичные понятия, указывающие не столько на родственные, сколько на родовые отношения — сват, кум, деверь, шурин, свояк, золовка, зять, теща, тесть, свекровь, невестка. Подобная система связей была еще в санскрите, и как раз это поразительное совпадение русских и санскритских корней (свояк — свака, свекор — свакр, сноха — снуша, шурин — швашурья, деверь — деврь, зять — зата) показывает важность именно родовых отношений в древнем арийском обществе, когда два маленьких рода, две семьи из большого Рода, связывались именно родственными отношениями, это укрепляло Род и было фундаментом земледельческой общины. Русские до сих пор понимают кумов, сватьев, зятей и т. д. именно как своих родственников. В русской традиции резко осуждалось кровосмешение, которым признавалась связь с родственниками вплоть до шестого колена, причем очень показательно, не только по кровному родству, но и по свойству. Это осталось и в православной традиции, грехом считался брак с родственниками и по духовной линии, между кумовьями, крестниками и их потомством. Хотя с буквальной генетической точки зрения это не может быть кровосмешением, зато резко расширяет границы и возможности рода, возможно поэтому земледельческий род, русский народ, обладает такой землей и такой стойкостью.

С другой стороны, на другом индоевропейском полюсе, у романо-германской ветви родовые отношения полностью исчезли, остались лишь позднейшие, практически юридические термины «sister-, mother-, brother- in-low» и прочее, они члены семьи, но не рода, и только по формальному закону, но не по природной крови. В западной традиции уже отсутствует запрет на родственные браки по «духовной линии», более того, сняты табу на связи по второй и третьей крови, например, между двоюродными и троюродными братьями и сестрами, что явно сближает их с чисто скотоводческой семитской традицией. Библия при внимательном прочтении — это полная история кровосмесительства, начиная от Авраама. Это объяснимо, при кочевом образе жизни у скотовода весьма ограниченный выбор, весь его род суживается до кочевого племени, которое по природе своей всегда ограниченно.

Столь же логично, что у них более сильными стали «домовые» связи, те, что «внутри своей крепости», или своего кочевого обоза, — тети, дяди, племянники, кузины. Примечательно, в русском языке «племянник(ца)» явно архаичнее, термин указывает еще на принадлежность к «племени», а не к семье, он так и не развился до индоевропейского уровня, также в русском вообще не состоялся термин «кузен, кузина», это понятие громоздкое, трехсложное (двое-(трое)родная сестра, брат), как бы застывшее в своем основании и все еще подчеркивающее степень рода.