Дети белой богини

Андреева Наталья Вячеславовна

И словно в ответ на его тайные желания в па­лату заглянула медсестра и без особой надежды сказала:

– А к вам пришли.

– Кто?
– вяло поинтересовался он.

– Девушка.

– Девушка?
– Завьялов заволновался.
– Какая девушка?

– Горанина Вероника Юрьевна.

– Не знаю такую. Постойте! Как вы сказали? Вероника?

– Ее отец раньше был мэром нашего города. Теперь он в Москве, в Думе заседает. А она...
– Медсестра еле заметно фыркнула.

– Я хочу ее увидеть.

– Может быть,

выйдете в сад?

– А мне можно?

– Вам - да. Вы у нас любимый больной. Ти­хий, покладистый. Не сбежите же.

– Нет. Я не сбегу, - заверил он.

– Ну так идите! Она там, в садике. Я сказала, что вы вряд ли выйдете, потому как не желаете никого видеть. Но она все равно ждет.

Он торопливо застегнул пижаму, всю, до са­мой последней верхней пуговицы. Провел рукой по волосам.

– Красивый, красивый, - подмигнула медсес­тра. И добавила: - Не надо так волноваться. В пижаме идите, там сегодня тепло.

К выходу его сопровождал санитар. Дюжий мужик по-дружески придерживал под локоть.

Впервые за несколько месяцев Завьялов очу­тился на улице. Голова закружилась, словно от вина, так крепок был воздух, насыщенный терп­кими весенними ароматами.

– Осторожнее, - предупредил санитар, когда он споткнулся на ступеньке.
– Вон она. Я уж за вами не пойду. Сами вернетесь.

Вероника стояла у клумбы, где расцвели жел­тые тюльпаны, спиной к нему и разглядывала цве­ты. Он тихонько окликнул:

– Ника!

Молодая женщина обернулась. Жадно взгля­нул ей в лицо. Изменилась. Чуточку поправилась, но ей это идет. И повзрослела. Косметики на лице чуть-чуть, помада неяркая, заметно потемневшие волосы уложены в гладкую прическу, одета в стро­гий брючный костюм. Сейчас Вероника была больше похожа на мать, Аглаю Серафимовну. И глаза такие же, серые, глубокие.

– Здравствуйте, Александр... Саша. Я очень рада тебя видеть, - сказала она несколько напрят женно.

– Здравствуй.

Возникла неловкая пауза. Оба мысленно пе­ребирали варианты продолжения диалога. Нако­нец он сказал:

– Может быть, присядем?

– Да-да, — тут же откликнулась Вероника и взглядом стала искать, куда бы сесть.

– Вон она, - кивнул он туда, где под яблонями стояла деревянная скамейка, выкрашенная в зе­леный цвет.

Молча они прошли под яблони. Прежде чем сесть, Вероника провела рукой по скамейке, стряхнула чешую краски, которая местами уже облупилась. Сели.

– Как чувствуешь себя? — спросила она.

– Лучше.
– Он поднял голову и увидел вдруг, что цветочные почки на яблоне кое-где уже полопались. Упругие бело-розовые цветки источали сладкий, упоительный аромат. Аромат весны, на­дежды, спелых плодов, которые созреют на дере­вьях к осени. Обязательно созреют! И улыбнул­ся: - Лучше!

– Вот и хорошо!
– обрадованно заговорила она.
– А то Герман говорит, что ты совсем скис, никого не хочешь видеть, всех гонишь. Герман...

Она вдруг запнулась и сунула в карман пид­жака руку, на которой сверкнуло обручальное кольцо. Он поспешил помочь:

– Я уже слышал. Вы поженились.

– Откуда?
– растерялась Ника.

– Медсестра сказала: «К вам пришла Горани-на Вероника Юрьевна». Несложно догадаться. Когда же была свадьба?

– В марте.
– Она открыла сумочку.
– Я дума­ла, что тебе будет интересно. Вот фотографии.

Он взял плотный конверт, осторожно рас­крыл. И вдруг рука дрогнула, фотографии упа­ли на колени, одна соскользнула на землю. Ве­роника поспешно нагнулась, подняла ее. Слов­но испугалась, что изображенный на фото муж испачкается, и его лицо уже не будет таким но­веньким и красивым. Улыбающийся Герман был особенно хорош в черном костюме жениха, при галстуке-бабочке, из кармана пиджака выгляды­вал уголок носового платка. На Веронике белое платье с гладким лифом, с пышными рукавами, на голове кокетливая шляпка. В руках букет роз. Рядом безупречная Аглая Серафимовна, улыба­ется, а глаза ледяные. Бывший мэр, ныне депутат. Государственной Думы тут же, при жене. Свидетели и гости незнакомые. Впрочем, нет. Как так незнакомые? Это же лучшие люди горо­да! Вице-мэр, то есть ныне и. о., заведующая отделом культуры...

– Вот видишь, я все-таки тебе помог, - груст­но сказал он.
– Свадьба состоялась.

– Да, состоялась.

– Ты счастлива?

– Да, - сказала она не слишком уверенно.

– Что-нибудь не так?

– Не знаю. Родители уехали в Москву, скоро в нашем городе выборы. Никто не сомневается, что Герман будет новым мэром. Конкурентов у него практически нет. Теперь, когда они с ма­мой помирились, и Москва его поддерживает. Местные тоже. Герман устраивает всех. И город его любит.

– А ты?

– Я всегда его любила.

– И все-таки, что случилось?

– А почему ты думаешь, будто что-то случи­лось?

– Ты пришла.

– Я... Прости, что так долго не была. Понача­лу, когда Герман мне рассказал, как все получи­лось, я испугалась. Потом подумала, а в чем, соб­ственно, ты виноват? В своей болезни? Разве че­ловек может это изменить? Ты ведь не хотел ее убивать.

– А больше тебе Герман ничего не рассказал?

– Что ты имеешь в виду?

Он имел в виду тот выстрел, прозвучавший в апреле прошлого года, который и изменил всю его жизнь. Но промолчал. Придет время, и она сама все поймет.

– А как город?
– спросил, уклонившись от от­вета.
– Какие новости?

– Новости? Все тихо, спокойно. Поговорили и успокоились. Ждут, что с приходом Германа к власти все изменится. Он обещал, что добьется крупного заказа для фабрики, возобновит жилищ­ное строительство, организует производство на военном заводе.

– Знакомые лозунги, - усмехнулся Завьялов.
– Все с этого начинают. Плакаты по городу разве­сили?
–

– Что? Ах, да.

– Хотелось бы посмотреть. Впрочем, нет.