Дети богини Кали
Шрифт:
– Да брось, Майер, неужели ты думаешь, что к графоманству можно относиться так серьезно?
Кора Маггвайер продолжала писать, не поднимая головы, так, словно этот разговор к ней вообще никак не относился.
– А что ты скажешь, Гейсс, если она станет великой писательницей, вроде Ары Нордамо, которая написала «Рассвет над бездной», или Серафимы Тарановой с её всемирно известной эпопеей «Великая легенда о сильном мужчине». Или ты книг вообще не читаешь?
– Ну почему же. Мы проходили это в школе, –
Лейтенант Майер небрежно махнула рукой. Она набрала воздуху, должно быть, для того, чтобы высказать свое авторитетное мнение о воспитании или эрудиции лейтенанта Гейсс, но Шома Друбе миролюбиво пресекла эту попытку.
– Ладно вам. Давайте играть. Кто будет метать, девочки?
Началась партия. Ловкие руки в тишине замелькали над столом, слышалось только как лопаются семечки и с мягкими шлепками с размаху ложатся друг на друга карты.
– А знаете, девочки, я нашей Коре на самом деле даже завидую немного, – задумчиво пробормотала лейтенант Гейсс, – У меня вот, например, вообще никакого таланта нет. Ни в чем. Я клинически обыкновенная.
– Это заметно, – фыркнула лейтенант Майер.
– Но знаменитым, по-моему, каждый хочет сделаться. Я бы вот, например, хотела, – продолжала Гейсс, сделав вид, что не заметила шпильки.
– Конечно. Посредственность впереди всех и рвется за лаврами, – снова съязвила лейтенант Майер.
– А что бы ты делать стала, если бы прославилась? – спросила Шона, больше для того, чтобы слегка подретушировать остроту беседы, – Как бы ты распорядилась славой?..
– Оооо… – Гейсс мечтательно закатила глаза, – я иногда представляю себя известной певицей или актрисой, перед тем как заснуть особенно, мне видится это так: я стою посреди гримерки, вокруг цветы, на столике письма с признаниями в любви, непременно бумажные надушенные письма, за дверью томятся хорошенькие поклонники, совсем молоденькие мальчики, свежие и нежные как букеты у них в руках, они ждут, когда я выйду к ним, приму от них подарки, слова восхищения, ещё цветы, много цветов, и каждый из них втайне надеется, что я выберу его, одного из всех… чтобы…
– Мы поняли, – неприязненно поведя плечами сказала Зубова, – но не стоит, я думаю, судить односторонне. У всего, в том числе и у славы, есть как достоинства, так и недостатки. Я вот вообще не хотела бы быть знаменитой. Знаете, почему? Просто потому, что высморкаться на улице невозможно без того, чтобы тебя не засняли на карманную видеокамеру. Всякий человек в определенные моменты жизни бывает не слишком презентабелен, а то и вовсе смешон. И застраховаться от этого никак невозможно. Лично мне вот не хочется войти в вечность в какой-нибудь нелепой позе или с идиотской миной.
– Ты пессимистка, Зубова.
– Пусть так. Но вообще это только первый, более того, наименее существенный, на мой взгляд, минус славы. Второй – куда более важный. И основан он, друзья, на неутешительной статистике, а именно: большинство людей, достигая славы, начинают творить
Кора Маггвайер как будто ничего не слышала. Она продолжала сидеть склонившись и что-то писать, слабо шевеля губами.
В этот момент входная дверь тихонько стукнула, на пороге появилась небольшая изящная фигурка – тут же как по сигналу тревоги все высоченные девицы, в вольготных позах рассевшиеся за столом, вскочили – чей-то неловко отставленный стул с грохотом перевернулся – и сделали по козырек.
– Здравия желаем, капитан Казарова.
Кора вздрогнула от неожиданности, услышав звук упавшего стула, и подняла глаза. Спохватившись, она вскочила тоже, блокнот соскользнул с её колен, китель упал с плеч…
– Здравия желаю, – одиноко прозвучало её запоздалое приветствие.
– Вольно, – сказала, перешагивая через порог, миниатюрная капитан Казарова, – Спасибо, девочки.
В офицерскую постепенно, по одному, возвращались привычные звуки.
Заскрежетали ножки стульев, пододвигаемых к столу, опрокинутый стул был спешно подобран младшим лейтенантом Майер, игроки снова взяли в руки свои карты. Но прерванный разговор не возобновлялся, девушки молчали, изредка полушепотом комментируя игру.
– Что же вы притихли, будто смерть пришла? – с лукавой полуулыбкой спросила командир Казарова, – я вас не съем, ведите себя естественно. А то сидите и точно языки проглотили. Больно много мне чести, я ещё не главнокомандующая, чтоб при мне рта не раскрывать без приказа.
– Так о чём мы говорили? – попыталась вывести беседу из тупика Шома Друбе.
– О славе, – сказал кто-то.
– О чьей? – с очаровательной улыбкой осведомилась командир Казарова. Надо заметить, что природа наделила её совершенно не военной внешностью – маленькая, в среднем на голову ниже всех остальных девушек, очень хрупкая блондинка, с тонкими чертами белого личика – среди бронированных машин, боевых роботов, ящиков с патронами и взрывчаткой, она казалась нежным цветком, выросшим на голом камне.
– О будущей громкой славе младшего лейтенанта Корнеллы Маггвайер, командир, – сообщила, давясь ухмылкой, Гейсс, – обратите внимание, она ведь в любую свободную минуту строчит что-то в своем блокноте… Творит!
– Так это же замечательно, – Казарова с искренним одобрением повернулась в сторону Коры, – замечу вам, что многие из известных сокровищ человеческой мысли были созданы вот так, на коленках: преодолевая трудности, автор способен вкладывать в каждое слово гораздо больше жизни, пронзительной и великолепной, чем рассиживаясь в уютном кабинете.