Дети большого дома

Кочар Рачия Кочарович

Аршакяну не верилось, что эти слова говорит Галунов, командир дивизии.

— Где же ваши танки? — повторил генерал, и на его глазах появились мутные слезы.

Тигран опомнился:

— Почему вы говорите «ваши», товарищ генерал, вместо того, чтобы сказать «наши»?

Но Галунов не ответил на этот вопрос.

— Никогда еще Россия не переживала подобного испытания. Силен враг, техникой своей силен! А вы толкуете о возвышенных идеях, о гуманизме. Где твой начальник? И он устроил

себе командный пункт подальше от передовых позиций? Командный пункт политического воспитания!

Странными и неожиданными были для Аршакяна эти слова генерала. Странен показался и сам Галунов. Он выглядел пришельцем из другого мира, надевшим мундир советского генерала. «Потерял почву под ногами, — подумал Тигран. — И этот человек должен возглавлять целое соединение?! Что он бегает по батальонам, забыв о командовании полками?»

— Ну, пошли в роты, — сказал генерал, продолжая сидеть на месте.

Аршакян подошел и стал перед ним. Поблизости разорвался снаряд. Тигран лег на землю. Когда прекратился визг осколков, он поднялся. Генерал сидел в той же позе.

— Что, страшно? — спросил он с иронией.

— Вы должны вернуться, товарищ генерал! — резко произнес Тигран.

Генерал с удивлением взглянул на него. Лицо старшего политрука было неузнаваемо.

— Вы должны вернуться, товарищ генерал. Я вас прошу. Я отвечаю за вашу жизнь…

Тигран «просил», почти крича. В эту минуту он забыл о всякой военной субординации, с которой не совсем еще освоился; забыл о разнице чинов и возраста. В нем говорил лишь возмущенный человек.

Галунов иронически улыбнулся.

— Так вот вы какой, оказывается!..

Закрыв лицо руками, он несколько минут молчал. Казалось, что он плачет.

Вдруг Галунов поднял побагровевшее лицо и крикнул:

— Кто вам позволил говорить подобным языком с генералом? Вон отсюда!

— Нужно вернуться в штаб, товарищ генерал, — прервал его Аршакян спокойным, но полным решимости голосом.

— Да кто вам позволил?

— Совесть коммуниста!

Игорь Славин, стоявший в нескольких шагах, был невольным свидетелем этой сцены. О его присутствии словно забыли, его не замечали ни генерал, ни старший политрук.

Галунов вдруг вскочил с места и быстро пошел вперед. Аршакян последовал за ним.

Впервые и навсегда отстал от своего генерала сероглазый адъютант, Алексей Литвак.

Вместо него, точно бдительный страж, следовал за генералом и старшим политруком Игорь Славин.

Галунов, а за ним и Аршакян спрыгнули в окоп. Это была линия обороны первого батальона.

Перед генералом вытянулся небольшого роста боец к с резким, гортанным акцентом отрапортовал:

— Товарищ генерал-майор, первая рота первого батальона, отбив атаку неприятеля,

крепко держит оборону. Рапортует парторг роты, сержант Микаберидзе.

— Ты что, грузин? — спросил генерал.

— Так точно, товарищ генерал, грузин, — ответил Микаберидзе.

— Грузины обычно бывают храбрыми. А вы, волкодавы?

Вопрос относился к Миколе Бурденко и Арсену Тонояну.

— Я хохол, товарищ генерал! — ответил Бурденко с веселым блеском в глазах.

— А ты?

— Я армянин! — ответил Тоноян.

Вперед незаметно продвинулся Эюб Гамидов с белой повязкой на лбу, смоченной кровью. «Пусть генерал знает, что здесь есть и азербайджанец».

Генерал действительно обратил на него внимание.

— Ты что, ранен?

— Мало-мало, товарищ генерал. Я азербайджанец.

Генерал как будто понял его и улыбнулся.

Гамидов, осмелев, прибавил:

— Всякой нации есть в нашей роте, полный интернационал.

Изучающим взором человека, прибывшего издалека, приглядывался Галунов к бойцам, с напряженным вниманием прислушивался к каждому их слову.

— Ну как, ты веришь, что мы победим фашистов? — обратился генерал к Тонояну.

— Конечно, победим, — ответил тот. — Иначе зачем воевать? Кто не верит в это?

Тоноян не почувствовал и даже не мог предполагать, что в его ответе таился тяжелый и горький упрек. Он как бы говорил: «Бессмысленны твои вопросы, и стыдно иметь такие подозрения!»

— Трудно будет нам всем, это вам следует хорошо знать, — заявил генерал. — Судьба родины в ваших руках. Многие из нас умрут, но враг должен быть побежден. Так приказывает родина, смерти страшатся лишь малодушные и трусы.

— Ясно, — подтвердил Тоноян.

— Нужно быть готовым умереть, чтобы жить, товарищ генерал, — добавил Бурденко. — Мы понимаем, иначе не выйдет.

— Как? Как ты сказал? — переспросил генерал.

Микола Бурденко повторил свои слова. Галунов обернулся к Аршакяну:

— Хорошо сказано, а? Нужно умереть, чтобы жить!

Взгляд генерала опять остановился на Микаберидзе.

— Значит, грузин, кацо? — спросил он.

Ираклий мгновенно побледнел, губы у него задрожали.

— Я сержант, товарищ генерал…

Галунов удивился:

— Вы поглядите только, какой обидчивый! Солдат не имеет права обижаться на генерала. А грузины всегда были отважными, надо показать это и теперь. Вот что я тебе хотел сказать!.. Во время первой войны был у меня товарищ поручик Накашидзе, князь. Вот герой был!

— А я князей и в глаза не видал, товарищ генерал, — заметил Ираклий.

Но Галунов уже не слушал. Он повернулся и бросил взгляд в сторону неприятеля.

— А ну-ка, посмотрим, что он там делает?