Дети Брагги
Шрифт:
Завидев его, Бьерн наспех сунул секиры кузнецу и поспешил к Гриму, чтобы снять с седла едва живого Скагги, а Бранр широко ухмыльнулся. Правда, времени на радость у них не оставалось. Грим наскоро передал невеселые вести, пересказав историю захвата Двора, смерти старого скальда.
Лицо Бранра перекосилось от гнева.
— Не стану приносить клятв, не время обычаям, но я отомщу… А этот… Бранр осекся. — Не время сейчас. Надо уходить. Воины, — неожиданно гаркнул он на всю площадь, — ваш удел — биться за корабли. Пойдешь с ними, — уже тише сказал он Бьерну, — вот еще мальчишку с собой забери.
Бьерн, возможно, хотел что-то возразить, но
— Эй, — подал неожиданно ясный голос Скагги, угрем выскальзывая из хватки Бьерна, — я еще живой.
— Так, значит, сам и пойдешь, — огрызнулся на него вместо Бранра дан. Раз живой, так будешь драться.
— И буду. — Мальчишка выпрямился, хоть и побелел от боли.
— Оставь его, — осадил готового сорваться приятеля Грим. Дан в ответ лишь пожал плечами и, отсалютовав всем троим мечом, направился вслед за уходящим отрядом.
Грим собирался приструнить мальчишку, но тут его отвлекла свалка, возникшая там, где к площади под тупым углом сходились две улочки: там кого-то били, причем били со звериной яростью. В несколько шагов преодолев расстояние до кучки городских ремесленников, Грим отшвырнул одного, ударил обухом секиры под дых второго, дал в ухо третьему и, наконец, прорвался в центр драки. Едва держась на ногах, к углу дома привалился человек с до неузнаваемости разбитым лицом: угол рта у него был разорван, один глаз заплыл, от другого почти до самого уха скулу пересекал кровоточащий рубец. Один из нападавших замахнулся тесаком, чтобы прикончить его, но Грим молниеносно отвел удар рукоятью секиры.
— Кто это?
— Он из банды этой морской суки.
Лицо говорившего исказилось болью и яростью:
— Смерть предателю.
— Я не… Мы срашались, — выдавил избитый, выплевывая осколки зубов.
— Смерть!
— Это лишь твое слово против его. Так, может, тогда пусть решает поединок, а? — едко бросил Грим.
Ремесленники опешили.
Воспользовавшись их замешательством, Грим схватил дружинника Карри за ворот и потащил его к центру площади, где Бранр собирал уже последний отряд. На полдороги тот внезапно вывернулся у него из рук и застыл, упершись замутненным болью взглядом в лицо Грима.
— Никто не пошмеет наывать меня нидинг, — голос его был холоден как сталь, но на мгновение в нем промелькнула и мольба, — мы пробирались втроем и нас заброшали камнями. Двое убиты, а я… Сигварт, сын ярла Рагена с Галогалланда, пьивык возвьащать долги.
— Грим, — коротко ответил сын Эгиля, не отпуская взгляда дружинника Карри. — Там, — он мотнул головой сторону окруженного кучкой воинов Бранра, — все оружие, какое удалось собрать.
Коротко кивнув, Сигварт, приволакивая ногу, но все же быстрым шагом направился к центру площади.
Будто следуя за наползающими на город сумерками, площадь то и дело омывали волны непонятного грохота, будто где-то рушились не укрепления какой-то крепости на небольшом островке, а сами великие стены, что возвел хозяин коня Свадильфари, и Грим еще удивился, как Бранру удается создавать некое подобие порядка среди подобного хаоса. А потом грохот перекрыл голос подбежавшего рьявенкрикца:
— Они идут! Они уже распахнули и вторые ворота.
Тени над Гаут-Эльвом, сгущаясь, превратились в ночь. И в этой ночи полыхали кострами, казалось, все до единого длинные корабли и драккары, блики огненного света плясали на оружии и доспехах. Походные шатры корабельных дружин, а может, они принадлежали тем, кого привел с собою
В одном лишь месте еще держалась пара шатров, да несколько кораблей в центре лагеря еще не занялись красным пожаром: палатка самой Карри и, быть может, кормчих ее флотилии — точнее, того, что от нее осталось, подумал про себя Грим. Вокруг них бушевало то, что хоть как-то можно было назвать организованным боем.
Грим обернулся к Бранру и высокому мускулистому рьявенкрикцу, на шаг выступившим из сгрудившегося за ним последнего отряда погибающего города.
— Придется пробиваться к этим шатрам. Карри там, и последние корабли тоже.
В свете пожара вспыхнула внезапно улыбка рьявенкрикца, безжалостный безнадежный оскал.
— Взгляни, — указал он.
Грим снова повернулся к реке. На мгновение, когда вдруг расступилась стена сражающихся тел, зарево пожара выхватывало черные силуэты двух воинов, языки пламени бились на ветру, и в каждом сполохе фигуры представали в новой, будто бы застывшей, остановленной мгновением света позе. Мечи взлетали, кружили, на каждый выпад приходился парирующий его удар. Удары сыпались — прямые, обратные, под всевозможными углами, — и каждый встречал точно рассчитанный ответный шаг. Оба противника — каждый в свой черед — то наступали, то уклонялись, поднимали щиты, подпрыгивали над низкими выпадами, с каждым ударом переходя в позицию для следующего, стремясь использовать даже силу удара противника, чтобы добиться пусть малейшего, но преимущества, выжидая случайной ошибки, кратчайшего промедления.
Взгляд дружинника был каким-то отстраненным, будто сам воин был очарован этим ритуалом, в голосе его звучала едва ли не нежность:
— Они стоят друг друга. Они лучшие… Лучший из франков и хольд Рьявенкрика…
— Да это же Бьерн, — удивленно прервал его Скагги, пробившийся к ним из-за спин воинов.
— …сыны Одина. — Он вдруг как будто стряхнул с себя наваждение. Сколько мы выдержим против таких? Я… ну, может, и отвлеку кого-то из них на пару минут. Ты? С тобой я рядом на стене не стоял, не знаю. А эти, — он большим пальцем указал за спину на столпившихся за ними раненых, — для них лишь мясо.
Промедление, нерешительность, думал Грим, они губительны для всех нас…
Внезапно весь небольшой отряд разом рванулся вперед, поднимая копья, сдвигая щиты — в том числе и дружинник Рьявенкрика. Он же знает, что идет на верную гибель, пронзило догадкой Грима, а я знаю, что…
Над головами сражающихся взметнулась вдруг невероятных размеров фигура, будто бы крест, гигантский пылающий крест. Ряды франков расступились, вперед с поднятой секирой выпрыгнул Большой Кулак. Огромный ствол накренился и стал падать в самую гущу сражающихся, как будто его с неба обрушили на звенящих железом древние духи этих мест. Бьерн отпрыгнул в сторону, споткнулся о веревку и с грохотом рухнул наземь, едва успев перекатиться от пылающего бревна, вспрыгнул на ноги и едва не завыл от радости, увидев возникшую из ниоткуда, бегущую по этому самому пылающему кресту полуголую фигуру жилистого крючконосого воина, с лицом перекошенным от ярости и радости.