Дети бури
Шрифт:
Ветер, дождь, танцующие пальмы и больше ничего.
Он поднял вторую ставню для того, чтобы крепко прикрутить ее к окну, на котором уже стояла одна.
Глава 32
Джереми добрался до кромки холма и, вонзая каблуки в податливую землю, для того чтобы не потерять равновесия и не упасть вниз, начал спускаться к затопленной впадине, к еще одному водному препятствию, которые знал и ненавидел. Пройдя около трети дороги по склону, он внезапно краем глаза заметил, что на вершине следующей возвышенности за бассейном есть что-то
Другого нигде не было видно.
Секунду он не мог шевельнуться.
Разглядев эту сцену, он понял, что на самом деле никогда не думал догнать их, вне зависимости от того, с какой страстью пытался себя уверить в обратном. И вот так неожиданно ухитрившись набрести на нее, Джереми почувствовал такое смешение в мыслях, что не сразу вспомнил, зачем, собственно, гнался... Он не мог припомнить имени женщины и своих отношений с ней и, если честно, не мог даже как следует припомнить, кто он сам такой. Он стоял на одном месте под дождем, обливаясь потом, нахмурив брови, отчаянно пытаясь припомнить, для чего все это.
Потом в поле зрения появился еще один ребенок, мальчик. Он взглянул вниз, в выемку, и неожиданно обнаружил преследователя. Тогда малыш повернулся к женщине, чтобы привлечь ее внимание.
В этот самый момент Джереми припомнил, что он – судья, что он вершил суд и вынес приговор, а теперь должен присмотреть за тем, чтобы этот приговор был исполнен. Доггерти должны страдать, должны понимать, какова на самом деле жизнь. Это честно.
Он взял нож.
Три человека на вершине отвернулись и исчезли среди деревьев, но он не волновался, он был уверен, что быстро их нагонит.
Мужчина бросился в воду, снова держа перед собой нож с лезвием, сверкающим в пелене дождя.
Глава 33
Соня не была жестокой. Сама мысль о жестокости всегда отталкивала, потому что слишком близко ассоциировалась со смертью и несчастьями. Несмотря на это, увидев, что нужно сделать для того, чтобы спасти свою жизнь и жизнь детей, она не колебалась ни одной секунды, она знала, что может убить человека, которого когда-то звали Биллом Петерсоном.
Возможно, что именно эта мысль позволила ей решиться совершить акт насилия над живым существом – осознание того факта, что нет больше мужчины, которого она знала и любила, что он зашел так далеко по тропе безумия, что уже никогда не станет прежним. Либо с этого времени и до конца жизни телом будет управлять Джереми, темная сторона личности шизофреника, либо он впадет в кататоническое состояние и навсегда окажется в психиатрической лечебнице в виде живого овоща, беспомощного, лишенного малейших признаков собственной личности, неизлечимого никакими средствами современной медицины.
Таким образом, она не убивала друга – это был совершенно незнакомый человек. Более того, если уж говорить совсем грубо, она собиралась уничтожить не человека, а вещь, живую и движущуюся, но стоящую ниже дикого животного.
Но придется действовать быстро.
Может быть, в запасе есть еще три-четыре минуты.
Не больше.
Соня снова опустила Тину на землю, поставила на ноги, постаралась дать девочке понять, что больше не будет ее нести.
Тина сонно моргала, глядя на девушку, вот-вот собираясь снова расплакаться.
Если Тина не до конца понимала весь ужас ситуации теперь, когда Петерсон чуть было не поймал их всех, то ее брат Алекс среагировал быстрее: он взял сестру за руку и крепко сжал ее.
Успокоившись на этот счет, Соня встала и указала на пальмовые заросли, примерно в том направлении, где находился "Дом ястреба". Знаками она показала, что присоединится к детям через одну-две минуты.
Алекс повернулся и пошел туда, куда она показывала, таща за собой сестренку, двигаясь не слишком быстро, но все же двигаясь, а значит, шанс на спасение еще был, маленький, совсем крошечный, но был. Если ей удастся остановить Петерсона и при этом остаться в живых, то все будет в порядке, но, если ее ранят и это помешает догнать детей, тогда они умрут, умрут даже в том случае, если она сможет убить безумца и он их не поймает. Они наверняка просто-напросто потеряются во время бури и умрут от истощения в течение следующей ночи...
Соня отвернулась от детей.
Петерсон еще не успел взобраться на холм: он был все еще внизу, во впадине.
Она быстро подошла к упавшим кокосам, оборвала пальмовые ветки, за которые они еще цеплялись. Каждый орех был величиной с пушечное ядро и каждый выглядел почти что смертоносным.
Она попробовала поднять два кокоса одновременно – и не смогла.
Для этого они были слишком большими и тяжелыми. Для каждого требовались обе руки, и Соня потеряла несколько драгоценных секунд, пытаясь поднять снаряды, пока не поняла, что не сможет этого сделать.
Она уронила один орех.
Так быстро, как могла на своих негнущихся ногах, девушка подтащила другой кокос к краю холма, стараясь, чтобы Петерсон этого не увидел. Должно быть, в это время он перебирался через бассейн.
Она пошла за другим орехом.
Положила его рядом с первым.
Вернулась за третьим, выложила все в ряд.
Глядя на свою добычу, Соня поняла, что в ее распоряжении очень небольшой арсенал и вряд ли можно позволить себе истратить хоть один орех даром. Но больше делать было нечего, оставалось только продолжать начатое. У Сони не было времени бегать по холму и искать другие лохматые снаряды.
Она подняла первый шар.
Отступив от края холма, девушка встала так, чтобы Петерсон не смог ее увидеть, и стала приглядываться. Мужчина уже наполовину взобрался вверх, стараясь идти, а не ползти на коленях.
Она подняла в воздух первый орех.
Петерсон почувствовал чужое присутствие, поднял голову, вытянул руки перед собой, чтобы защититься от удара, потерял равновесие и упал на спину.
Соня поняла, что теперь преимущество внезапности потеряно, но не стала немедленно бросать следующий орех. Она хотела ударить мужчину в тот момент, когда он будет взбираться на холм, так, чтобы, если удача хотя бы частично будет на ее стороне, он потерял равновесие и покатился вниз, на пути ударяясь о камни, может быть, даже сломав себе ногу.