Дети царя Салтана

Арбузова Татьяна

– Наконец-то,– облегченно выдохнула она после того, как один из них подошел.

Силами самого старшего мужчины, в нашем отряде искателей, металлическая дверь поддалась и открылась, издав противный скрежет.

– Ой,– зажала свои уши Ирина и крикнула.– Это сколько же ее не смазывали?

– Не ори,– отняла я ее руки от головы.– Мы прекрасно слышим.

– Я думала, что от такого шума не я одна оглохла,– уже спокойно, просунув палец себе в ухо, потрясла она всей рукой.– Лично у меня чуть мозг не лопнул.

– Почему мозг?– опешил

Виктор Павлович, оглядев Ирину с ног до головы, словно сумасшедшую.– Обычно в таких случаях речь ведут об ушных перепонках. Это они составляют часть слухового аппарата в организме человека.

– Ай,– отмахнулась подруга, первой шагнув в неизвестность, с которой нас встретила первая башня.– Мозг, перепонки.. Рядом же, на голове. В чем проблема-то?

– Действительно,– единственное, что смог вымолвить мужчина, глядя ей вслед.

Мы с Милой и Саввкой предпочли промолчать. Лично я еще и из-за того, что была поглощена только одной мыслью, как можно скорее окунуться в прохладу каменного строения.

Вся башня состояла из узкого пространства, по которому вверх тянулась винтовая лестница. Поднимаясь по ней, я задевала стены, обтирая их одеждой. Путь нам освещал свет, мелкими дозами проникающий внутрь и разбавляя темноту пространства небольшими участками. По мокрым ощущениям на коже, я поняла, что сырость – это единственный обитатель башни, который чувствует себя здесь вольно и по-хозяйски свободно.

– Фу,– услышала я возглас Ирины, шествующей впереди.– Что это еще за трава на стенах?

«Ан, нет,– пришел в голову соответствующий вывод.– С сыростью рядом и в гармонии проживает еще и мох. А что? Мох и сырость, он и она. Вполне традиционная и предсказуемая пара».

Достигнув, с небольшим усилием, последнего этажа, мы оказались в просторной комнате, круглого типа. Белые стены, которых, по всем признакам, касалась рука штукатура-маляра, выглядели благородно и, самое главное, придавали уют помещению. И пусть отсутствие, какой-либо, мебели немного подпорчивало общее впечатление, зато застекленное окно, занимающее половину круглой стены, придавало ей ошеломляющий эффект простора. Деревянная, с красивой резьбой, дверь, была той самой, что вела на крышу, и через нее можно было попасть в дом, не обходя с улицы.

– Так,– прогулялась по окружности Ирина.– Тут ничего и никого.

– А как ты догадалась?– ехидно заметила я, не забыв так же и улыбнуться.

– Глазами,– в той же манере ответила мне подруга, только вместо улыбки у нее получился оскал.

– Но,– снова накрыл ступор Виктора Павловича.– Глазами смотрят, видят, наблюдают, а не думают или догадываются.

– Не важно,– не приняла близко ни к сердцу, ни к какому иному органу слова мужчины Ирина,– Идемте дальше. Нельзя терять ни минуты.

И она выбежала, чтобы начать спуск. За ней тут же шмыгнул Саввка, и медленно вышла Мила. Мы же, переглянувшись с Виктором Павловичем, последовали их примеру, немного задержавшись.

– Знаете, Татьяна,

я все больше и больше поражаюсь Ирине,– начал было мой спутник, когда мы спускались, и замолчал, подбирая слова.

Я улыбнулась, понимая, что Виктор Павлович пытается до меня донести. Но так, как я шла впереди, и улыбки моя была недоступна для его видения, то, видимо, опасаясь моей реакции, он замялся, сканируя свой мозг в поиске самого безобидного описания, которое бы охарактеризовало подругу.

– Ее примитивности,– выпалил он, радуясь, что смог удачно подобрать замену слову «глупость».

– Я бы сказала «непосредственности»,– решила я уточнить и заодно заступиться за Ирину, зная ее лучше.– Просто она, когда говорит, не думает о значении слов. Мы с друзьями уже привыкли и даже начали ее понимать. Ничего. Со временем и вы привыкните. Иного выхода то все равно нет.

Я остановилась, чтобы с сочувствием посмотреть на Виктора Павловича.

– А-а-а,– обреченно протянул он.– Понимаю. А как долго длиться период привыкания?– засуетился Виктор Павлович, потирая от волнения ладони и стараясь не смотреть мне в глаза.– Нет, я не то, чтобы имел, что-то против, просто мне необходимо знать…

Не успел он закончить, как раздался оглушительный крик той самой особы, о коей у нас велась такая многозначительная и содержательная беседа. У меня из головы улетучилось все, кроме страха. Испугавшись, что с Ириной, судя по силе ее развернувшейся диафрагмы, случилось что-то серьезное, мы с Виктором Павловичем, перескакивая через две ступени, одолели остаток лестницы за несколько секунд.

Глава 8

Остановленные спинами Саввки и Милы, в которые мы врезались с разбегу, я тут же нашла глазами Ирину. И картина, разверзшаяся передо мной, породила массу вопросов, на которые мне тут же захотелось получить ответы.

– Что она делает?– смогла я спросить, едва отдышавшись от спринтерского забега.

– Ползает,– вполне миролюбиво дала объяснение Мила.

– Зачем?– внимательно следила я за подругой, которая передвигаясь по полу, то стучала по нему, то прикладывала ухо.

– Ищет дверь в подземелье,– теперь дал разъяснение Саввка.

– А кричала почему?– отошел от одного потрясения Виктор Павлович, рискуя получить новое.

– Коленку ударила, когда на колени падала, а там камень оказался,– сменяя Саввку, снова вступила в разговор Мила.

– Большой?– сдерживалась я, чтобы не подойти и не пнуть Ирину.

– Кто большой?– не поняли меня сразу Саввка и Мила.

– Камень. Большой?– скрипела я уже зубами от злости на подругу.

– Нет,– замотал головой мальчик и поднял к моим глазам руку, пальцами показывая размер камня.– Вот такой.

Глянув, я оценила степень «трагедии» и процедила сквозь зубы:

– А судя по крику, она не стукнулась, а ее, как минимум, придавило. И не таким, а раз в тысячу большим булыжником.