Дети Доброты
Шрифт:
У Кирилла вдруг заколотилось сердце. Деловито, не показывая, что волнуется, одними губами спросить: «Что там?» стоило немалых усилий.
– Сидит кто-то, – подойдя, прошептал Мрак. – На поляне этой, за сеткой.
– Вадим?
– Наверное, я не разглядел. Он в комбезе, и капюшон затянут.
Ах, ну да. Скоро ведь рассвет.
– И что он делает?
– Да ничего. Просто сидит.
– Значит, всё-таки ждёт, – вырвалось у Кирилла.
– Чего – ждёт?
Кирилл покачал головой:
– Не «чего». «Кого»… Догадался, что рано или поздно придём… Вот что, Мрак. Мне
О маскировке он уже не заботился. Под ногами трещали сучья, хлюпала грязь. По сторонам качались раздвигаемые ветки.
Кирилл шёл напролом. И к металлической сетке, о которой рассказывал Мрак, едва не приложился лбом – очень уж неожиданно та преградила дорогу.
Пригляделся. Всё, как описал Мрак: вытоптанная поляна, бетонная коробка, возле неё – человек в защитном комбинезоне. Только сейчас человек не сидел. Он стоял в выжидающей позе, скрестив на груди руки. Кирилла, должно быть, заметил сразу, как только тот появился.
Негромко спросил:
– Я включу фонарь, не возражаешь? Мы – как ты, должно быть, помнишь, – не видим в темноте. Я себя исключительно по-идиотски чувствую.
Кирилл, услышав знакомый с детства, родной и любимый голос, подумал, что сердце у него из груди сейчас выпрыгнет. Глубоко вдохнул и выдохнул. И проговорил – спокойно, как мог:
– Не возражаю. Включайте. Доброй ночи, Григорий Алексеевич.
Глава 9. Серый
Гром грянул на исходе ночи, когда они провели в посёлке Шамана уже больше месяца. Ожидаемый, предчувствуемый, но всё равно оказавшийся неожиданным. С тех пор, как Серый, Джек и Эри оказались здесь, на посёлок вдруг обрушилось глобальное невезение.
Растения на грядках, едва пробившись, по непонятной причине засыхали – овощам завязаться будет не на чем.
Едва успели осмотреться и убедиться, что помочь всходам нельзя, перекопать грядки и засадить заново, как случился падёж скота. Почти два десятка голов, тоже ни с того ни с сего. Выкосило и коров, и коз, и овец – здоровые, ещё вчера прекрасно себя чувствовавшие животные просто заснули и не проснулись.
Серый и Джек сбились с ног. Пытались понять, что случилось, но не сумели. Никакой системы в гибели животных не прослеживалось. Они паслись на разных пастбищах, пили воду из разных поилок. Ничем накануне не болели – но в тот вечер просто не встали. Независимо от пола, возраста и видовой принадлежности.
Потом из-за странной поломки в инкубаторе погибло полсотни будущих цыплят… И всё это сопровождалось вспышками ярости – «психами», как называл Джек, – среди населения.
Всё чаще и чаще до Серого долетали горькие перешёптывания: от нас отвернулась Мать Доброты. При Шамане такого не было.
Люди не сходили с ума. Овощи не сохли на грядках. Падежа среди животных, как и поломок инкубатора, даже старожилы не могли вспомнить…
Голод. Нам грозит голод. От нас отвернулась Мать Доброты.
Когда Серый впервые понял, что все свои несчастья жители посёлка связывают с присутствием среди них чужаков,
Орать захотелось – люди, вы чего?! Причем тут мы?!
Он помнил, как впервые почувствовал исходящую от жителей посёлка ненависть. Физически почувствовал, кожей. Взгляды, провожающие их – и то, как эти взгляды жгли спину.
Чужаков поселили в доме, где перед тем держали отца.
Джек самолично сбил с окон решётки, проследил за тем, чтобы в рамы вставили стёкла, а поверх навесил ставни. В одной комнате поселился вместе с Эри, другую занял Серый. К этому дому за ними и пришли.
Пошёл второй месяц с тех пор, как чужаки обосновались в посёлке. На них косились, но поначалу беззлобно. И оспаривать право Джека на власть никто не решался. А потом вдруг беспросветной чередой обрушились беды. Сегодня дружно сбросили цвет плодовые деревья.
Сад, ещё вчера окутанный бело-розовой дымкой, встретил хозяев голыми ветвями. И это, видимо, стало той последней каплей, которая переполняет чашу.
Серый, Джек и Эри ещё и поужинать не успели – приспособились готовить по очереди, сегодня на кухне дежурил Серый. В посёлках Цепи вегетарианские блюда не жаловали, и здесь, на юге, без привычной мясной пищи приходилось туго. Серый едва успел порубить в салат опостылевшую редиску, как в кухню влетел Джек. Скомандовал:
– На выход! Оружие к бою.
– Чего? – обалдел Серый.
– Бегом! – рявкнул Джек.
Серый знал, отец рассказывал, что у людей вроде Джека, с детства заточенных воевать, формируется такая вещь, как рефлекс. Отца и самого эти рефлексы стороной не обошли, тоже ведь по молодости хлебнул будь здоров. На месте Серого сразу бы вскочил и схватился за кобуру – даже если бы его без штанов застали, в этом Серый не сомневался. А в нём самом таким навыкам формироваться было незачем. Серый знал, как нужно действовать при команде «оружие к бою», но до сих пор никогда этого не делал. И реакция включилась не сразу. Судя по всему, намного позже, чем ожидал Джек.
Процедил сквозь зубы, глядя на то, как Серый напяливает на себя ремень с кобурой:
– Сорок раз – труп. За мной!
Серый метнулся за ним. Джек выскочил на крыльцо, оббежал дом и замер за углом. А Серый не побежал. То есть, сразу не побежал – замер на крыльце, увидев, от чего они бегут.
По улице двигалась толпа, вооружённая факелами – до рассвета оставался час, местные пока ещё могли перемещаться на открытом пространстве без ущерба для здоровья. Люди что-то кричали.
– Шаман! – разобрал Серый.
– Мать Доброты!
– Шаман!
Кто-то вдруг затянул восторженным, срывающимся голосом:
– Радость, радость, непрестанно,
Будем радостны всегда!
Толпа подхватила.
– Луч отрады, небом данный,
Не погаснет никогда!
– Сюда! – рявкнул Джек. – Чего застыл?!
Серый спрыгнул с крыльца. Вслед за Джеком метнулся за угол дома. Увидел, что к стене жмётся побледневшая Эри – её Джек первым делом заставил выскочить. Обалдело пробормотал: